В его преступлении звучало жуткое эхо дела Минасяна. Нападение было предумышленным. Мало того что сначала он попытался проникнуть в «Шард», но потом скорректировал свои планы, он еще в то самое утро искал в интернете ответы на вопросы, подтверждающие его виновность («точно ли при аутизме не сажают в тюрьму?»). По-видимому, утверждение, что он хотел попасть в новости, указывает на то, что он понимал, что его поступок противозаконен. На заседании судья постановил, что расстройство аутистического спектра у Брейвери не объясняет его нападения и что он представляет «большую непосредственную угрозу для общества». Брейвери был осужден на 15 лет тюремного заключения за покушение на убийство.

В 2013 году я перешел на третий, последний курс постдипломного образования, когда мой руководитель попросил меня обследовать Чарли Уэджера. Это была однократная встреча, чтобы составить судебный отчет с оценкой готовности Уэджера участвовать в процессе. Я навестил его в специализированном психиатрическом отделении для правонарушителей с расстройствами обучения, в том числе с аутизмом, которое расположено в другом крыле больнице на востоке Лондона, где я тогда работал. Почти всю свою 30-летнюю с небольшим жизнь Чарли провел в разных специализированных заведениях – от интернатов для детей с особыми потребностями до всевозможных учреждений для проживания с уходом. На нем были яркая гавайка и темные очки, хотя погода стояла пасмурная и в отделении было не слишком светло. Поскольку утренний обход был в разгаре, главная комната для бесед была занята, а в единственном свободном кабинете проводили какую-то проверку документов, поэтому меня попросили провести обследование в комнате отдыха для пациентов. Наше общение и без того получилось довольно-таки диковинным, а тут еще и пришлось писать заметки на биллиардном столе.

Чарли попал к нам после того, как совершил сексуальное нападение на незнакомую женщину с ребенком в коляске, которая ждала автобус на остановке. Чарли подошел к ней, задал несколько вопросов о расписании автобусов, а потом вдруг схватил ее за грудь и попытался поцеловать. Женщина оттолкнула его и завизжала. Чарли удрал – но, что примечательно, вскоре вернулся попросить у нее телефончик. Женщина накричала на него, и он снова убежал. Учреждение для проживания с уходом, где он жил, было прямо по соседству, и жертва видела, в какую дверь он вошел. Она вызвала полицию, и Чарли тут же арестовали.

Расследование показало, что это был не первый подобный инцидент – Чарли уже много раз приближался к одиноким женщинам и приставал к ним. Хотя его нападения были не особенно страшными и он не совершал насилия, жертвам наверняка было крайне неприятно. Чарли уже три раза попадал под арест, но каждый раз полиция прекращала дело, прибегнув к неофициальной линии защиты «он же малость ку-ку», которой, по-видимому, придерживаются некоторые полицейские (своего рода извращенная положительная дискриминация). Каждый раз Чарли строго отчитывали и грозили ему пальцем. Каждый раз сотрудники учреждения, где он жил, клялись проявлять бдительность и выпускать его одного, только когда он стабилен. Однако двери не запирались, задерживать Чарли по закону об охране психического здоровья было нельзя, поэтому они не имели законных оснований мешать ему уходить. Кроме того, на каждого сотрудника приходилось четыре клиента, у каждого из них были свои существенные потребности. Словно современный Мердок из «Команды А», Чарли постоянно умудрялся улизнуть. С моей точки зрения что-то здесь смутно напоминало случай Джонти Брейвери: его тоже постоянно отпускали одного из учреждения, где он жил, до того рокового дня, когда он сбросил ни в чем неповинного ребенка с балкона Современной галереи Тейт, хотя и раньше были некоторые опасения, что он может быть опасен, поскольку он был склонен к насилию по отношению к сотрудникам. Похоже, никто и не думал, что следует содержать Брейвери под стражей на законных основаниях.

Я видел, что действия Чарли во время нападения были сумбурными и нелепыми и едва ли могут считаться характерными для опасного сексуального хищника. Но мне нужно было ответить на вопрос, почему он убежал. Из искреннего раскаяния? Из страха наказания? От стыда, что его отвергли? Потом он вернулся попросить у женщины телефон, что говорило о том, что он плохо понимает неуместность своих действий и не чувствует, что причинил вред.

Во время обследования, собрав положенную информацию о прошлом пациента (детство, отношение к предыдущим правонарушениям), я попытался найти ответы на свои вопросы. Чарли очень открыто говорил об этом случае и обо всех остальных. Слишком открыто, прямо по-детски, – похоже, он не подозревал, какое впечатление может у меня сложиться: само по себе это было очередным доказательством, что он не способен в полной мере осознавать последствия своих действий. Понимал ли он, что так делать нельзя? После подробных расспросов он объяснил, что у него возникли сексуальные желания и ему хотелось утолить их. Я попытался оценить, каково его представление о согласии.

– Пытаешься их обнять и поцеловать, и если они тоже обнимают и целуют тебя в ответ, это и есть согласие, – ответил он.

– А если они говорят «нет»? – спросил я.

Чарли пожал плечами.

– Значит, нет.

– А что нужно делать в такой ситуации?

– Попытаться еще, и тогда они, может быть, скажут «да».

Это мне напомнило представления о согласии у одного экс-президента. Я спросил Чарли, почему он спрятался, когда женщина оттолкнула его.

– Потому что она разозлилась. Со мной могло случиться что-то плохое, – ответил он.

Мы подбирались к сути.

– Почему она разозлилась?

– Потому что я был для нее слишком некрасивый.

Я спросил Чарли, что он чувствовал, когда его жертвы сердились. Он некоторое время подумал, потом поправил очки.

– У меня же должна быть возможность попытаться найти девушку. Это мои права человека.

Туповато-упрощенная версия основной идеи движения инцелов.

Сложность понятия согласия совершенно обескуражила Чарли, несмотря на то, что он обладал кое-каким поверхностным пониманием. Свою роль в этом сыграли и недостаток взаимности, и несформированные представления о социальных нормах. Но одновременно он считал, что имеет право на секс и что это важнее, чем эмоции его жертв. Очевидно, что это ход мысли насильника.

Реабилитация Чарли предполагала, что ему привьют основные понятия согласия, уважения, а может быть, даже секса в целом. Ему потребуется интенсивный режим психотерапии с учетом его уровня интеллекта и когнитивных особенностей. Быстро ничего не получится. И уж точно я не собирался начинать распутывать этот клубок во время одноразовой беседы. Несмотря на попытки поправить Чарли и чему-то научить, я понимал, что к его дальнейшему лечению я не имею никакого отношения. Это было бы неуважением к его лечащим