А может, и правда? Но чуйка вопит, что нельзя терять бдительность. У меня с собой все мои деньги. А они мне нужны. Особая астральная связь с ними как-то сама собой наладилась в торговом центре, и мы с ними уже, считай, сроднились.

Хоть на этот раз я и в купе, которое закрывается, в дороге зевать нельзя. Дураков жизнь только так и учит.

Дверь с шумом откатилась в сторону. Проводница внесла чай.

Принимая стакан в подстаканнике из рук женщины, чуть его не выронила. Я уверена, что с чаем что-то не так! В подкорку создания тюкает, словно дятел, навязчивая мысль: отравлено, пить нельзя!

И то ли галюны у меня уже, то ли реально она, приторно мне оскалившись, задержала на моей попутчице взгляд как-то подозрительно долго и говоряще, словно недовольна ею.

Слегка подрагивающей рукой протянула сто рублей.

— Пошли, на сдачу выберешь шоколадку.

— Нет, спасибо, мне нельзя сладкое, — идти куда бы то ни было, пока не пойму, что происходит, не хочется.

— Да что ж такое! Ну сдачу заберешь тогда.

Подозрительность моя взлетела до небес.

— Оставьте, я еще утром чай возьму.

Проводница подрастерялась. Сложив свои пухлые ладошки вместе, она замялась в нерешительности.

Я вопросительно подняла бровь.

Наконец устаревший процессор развис и ее лицо осветила мысль:

— Нет, так нельзя. И вообще, я утром сменюсь. Пошли давай. Я что ли туда-сюда буду бегать?

Что безопаснее: оставаться в купе или валить отсюда, сверкая пятками? Чуйка последнее время не подводит, к чуйке стоит прислушиваться. Сжав зубы, я встала.

Нехорошее предчувствие только усилилось. Оно вопило. Интересное, однако, свойство моего нераскрытого таланта. Пора начинать доверять своему чутью или лучше сразу бежать в дурку за чудесными таблеточками?

Сумку со спокойной душой я оставила, в ней лишь тряпки. Деньги у меня в поясной, плотно прилегающей и скрытой свободной одеждой.

Проводница остервенело шебуршилась в своем купе.

Стою спокойно в коридоре. Жду. Та нервничает. Как есть в доле с этими… а, собственно, с кем? Клофелинщики? Не убьют же они меня в конце концов. Труп, хоть и такой компактный, как мой, не самая заманчивая перспектива. Что им от меня надо? С чего они вообще взяли, что у меня есть чем поживиться?

Вот же я дурная баба, хлопнула себя ладошкой по лбу.

Проводница, до этого копавшаяся на столе и словно только заметившая мой приход, подняла вопросительный взгляд.

— Ну что? Может, всё-таки шоколадку?

— Что вам от меня нужно?

— Ты о чём, девочка? — а глазки-то бегают.

— О том самом. Думаете, если я одна еду, за меня заступиться некому?

Та лишь стоит и молча глазами хлопает.

— Всё с вами ясно.

Возвращаться назад в купе и проверять, насколько далеко готовы зайти мои соседи в своих злодейских планах, не хочется. И что же мне делать? Ехать ещё несколько часов.

Отошла к окну. Что же ты так неласкова-то ко мне, новая реальность?

Устроить здесь и сейчас сцену с воплями, привлечением соседей и заламыванием рук? Никаких следов борьбы на мне нет, как и предъявить этим товарищам нечего. Еще и крайняя останусь. Несовершеннолетняя, считай, бесправная. Задержат до выяснения.

Отпускать этих гадов просто так с миром — совесть заест. Сколько ещё наивных людей облапошит эта троица? Ведь непонятно какой дозой они хотели меня накачать. Ливанут на глаз, а организм у меня хрупкий, и чем аукнутся такие возлияния, неизвестно.

В конце-то концов!

Гипнотизёрша я или где? Решительно направляюсь в голову поезда с намерением найти управляющего, ну, или главного счастливца, который здесь заведует порядком. Вписался, дядя? Камон! Блюди!

Пройдя насквозь вагонов пять и вдоволь нанюхавшись свисающих в проходах ног, пришла к вагону ресторану.

Отлично. По логике, это примерно середина поезда и следующим должен идти вагон для персонала. Возможно, я ошибаюсь и этот вагон находится в голове поезда, но что-то мне подсказывает, что доступ с обоих концов проще, если штаб в середине.

Долго собираюсь с мыслями. Волнительно. Пожалуй, это первый раз, когда я планирую использовать гипноз целенаправленно. Ну, или как там это моя сила называется? Пусть будет гипнозом, для простоты.

Подойдя к заветной двери с табличкой «Начальник поезда». Решительно стучу!

Но… Никто открывать мне не спешит. Хотя… прикладываю ухо к двери, там слышится явная возня. Может, он спал? Стучу опять. Снова и снова. В очередной мой замах дверь резко распахивается. Высокий, одутловатый мужчина, чуть за пятьдесят, в форменной одежде РЖД, с расстегнутым воротом и всклокоченными, наспех приглаженными рукой волосами зыркает на меня. Но тут же выражение его лица делается изумленным.

Я и сама теряюсь. Опускаю взгляд ему за спину: на застеленной постели, отвернувшись лицом к окну, сидит проводница. Упси…

Похоже, я не вовремя.

— Я вас слушаю?

— Извините… я… Можно с вами поговорить наедине?

Он делает шаг в коридор и закрывает за собой дверь купе.

Так. Собралась. Выдохнула.

Выставила вперед руку:

— Вы сейчас пойдете со мной. В моем купе шарлатаны. Они хотят опоить меня снотворным и обокрасть.

— Девочка, а ты с кем едешь? Где твои родители? Ты потерялась, что ли? Что ты мне тут за сказки рассказываешь?

— Ч-что? За-замри!

— Там мне замереть или с тобой идти? Вообще-то, поздно, и у меня еще… кхм… дела. Ладно, — он выдохнул, словно смирившись, что вечер безнадежно испорчен. — Показывай, куда идти.

Сил остается лишь на то, чтобы тыкнуть пальцем направление.

— Какой вагон?

— Седьмой.

— Пошли!

Берет меня за руку и, словно нашкодившее дитя, ведет обратно.

В нашем вагоне разводит бурную деятельность: стучит проводнице.

— Инна, с кем едет девочка? Какое купе? Почему нет порядка?

— Я, Павел Юрьевич, да как же это?

— За мной!

Та с квадратными глазами, заламывая руки, идет за нами следом, как на заклание.

Идиллическая картина: вечер, звездная ночь, в уютном купе поезда дальнего следования путешествует семейная чета. Они распивают чай и мерно беседуют. И вдруг…

Распахивается дверь, и вваливается мужик, а из-за него выглядывают две рожицы разной степени офигевания.

Мхатовская пауза…

— Кхё-кхё, чем обязаны? — первой реагирует пассажирка, и глазками такая хлоп, хлоп, хлоп.