энтузиазма Дунканов, в таком восторге они были от Греции. Когда они не ночевали на холме, то перебирались в гостиницу «Англетер». Там 3 ноября 1903 года Айседора дала интервью репортеру из «Уолд»6. Объясняя свой ранний интерес к греческому искусству, она сказала: «Я выросла в Сан-Франциско, где в доме моего отца было много репродукций классических скульптур и картин. В такой высокохудожественной атмосфере я провела первые годы жизни. Там я прониклась высокими художественными идеалами и уже маленькой девочкой почувствовала непреодолимую страсть к танцу. Играя в саду отцовского дома, я инстинктивно пыталась выразить в своем детском танце то, что видела в произведениях искусства». Примечательно, что Айседора не упоминает о том, что в «доме ее отца» самого отца не было. Она все еще стыдилась развода своих родителей и бедности, сопровождавшей ее детские годы.

Мать тоже считала тему развода достаточно неприятной, поэтому и сказала репортеру в Будапеште, будто ее муж «умер таким молодым, что так и не узнал, как его любовь к искусству Греции передалась дочери». В действительности же Джозеф Дункан вместе со своей третьей женой и маленьким ребенком погиб при кораблекрушении 14 октября 1898 года у берегов Англии7.

Невозможно без симпатии отнестись к заявлению Айседоры о ее привилегированном воспитании в доме банкира, любящего искусство. Эта ее наивная выдумка свидетельствует о том, как болезненно относилась она к своей детской неустроенности.

В воскресном приложении репортер «Уолд» делает как бы моментальный портрет Айседоры:

«Ее голые ноги были обуты в сандалии. Фигура удивительно хрупкая, но округлая, увенчанная красивой формы головой с копной блестящих волос, свободно ниспадающих на спину. Руки у нее были словно литые. Классическая простота костюма лишь подчеркивала ее красоту и грациозность… В чистом, мягком голосе звучали нотки нежной рапсодии, что говорило о глубине ее чувств…»

В этот период Айседора жила в состоянии непроходящего возбуждения. После приезда в Грецию все, что она видела, вызывало ее жгучий интерес, а иногда и слезы. В каждом городе, куда попадала Айседора, она не пропускала ни одного музея. Более всего ее интересовали греческое искусство и литература. Взволнованная прочитанным об элевсинских таинствах, она с сестрой и братьями танцевала всю дорогу длиной тринадцать миль от Афин до Элевсина, останавливаясь в тех местах, где дорога выходила на берег моря, чтобы представить себе сражение греческого флота с силами Ксеркса.

Однажды, вернувшись из очередной дальней поездки, Дунканы узнали, что их храм в Копаносе посетил король Греции со своей свитой. Айседора писала по этому поводу: «Это не произвело на нас впечатления. Ведь у нас были другие владыки: Агамемнон, Менелай и Приам»8.

Айседора познакомилась с археологом Филадельфиусом и поэтом Сикеланосом9, чья сестра Пенелопа станет впоследствии женой Раймонда. С ними и другими интеллектуалами она размышляла над природой древнегреческой музыки. Многие ученые полагали, что современные псалмы ортодоксальной литургии происходят из Древней Греции. Они когда-то исполнялись в честь богов Олимпа, а потом были заимствованы христианской церковью. Дунканы были одержимы идеей представить греческую трагедию в ее первоначальном виде, с хором, исполняющим древнегреческую музыку.

Однажды вечером, когда небольшая группа путешественников сидела на руинах театра Дионисия, из темноты раздался неземной голос молодого пастуха, напевающего горестную песню. Все замерли, восхищенно вслушиваясь. На следующий раз к пастуху присоединился его товарищ, а в последующие вечера (так как американцы щедро раздавали драхмы) число певцов значительно возросло. Был проведен конкурс, на котором отобрали десять мальчиков с наиболее красивыми голосами, а потом семинарист обучил их хорам из «Просителей» Эсхила. Айседора же сопровождала их пение танцем10.

За время пребывания в Греции Айседора дала несколько выступлений. 29 ноября состоялось последнее, на котором присутствовал король со всей семьей". В связи с большими затратами на строительство храма в Копаносе она вынуждена была вновь отправиться на гастроли. Попрощавшись со своими греческими друзьями, Дунканы в сопровождении десяти юных певцов и их учителя сели в поезд, отправляющийся в Вену.

ГЕРМАНИЯ И БАЙРЕЙТ

1903–1904

В Вене Айседора должна была танцевать под хоралы из «Просителей» в исполнении десяти певцов, привезенных из Греции. Венская публика приняла попытки возродить классическую трагедию с некоторым недоумением, хотя критик из «Нойе пресс» Герман Бар и написал несколько восторженных статей об этой постановке. Но они касались в основном второй части программы, состоящей из легкомысленных танцев и вальсов, в том числе «Голубого Дуная», который и определил успех Айседоры. Он писал:

«Сегодня, глядя на исполнение Айседоры, мы понимаем, какой силы драматической выразительности требует ее интерпретация. Но в юности она танцевала более легкомысленные танцы, так называемые популярные. Она была создана для этого. Маленькие хореографические поэмы, особенно мазурка Шопена, вальс Брамса, незабываемый «Танец счастливых душ», исполняемый под соло флейты из «Орфея» Глюка — все это воплощение истинного танца. Они легки, грациозны, выражают душу искусства Терпсихоры, которое само по себе радостно и воздушно…

Это были шедевры Айседоры Дункан, и исполнялись они с блестящей техникой движения ног и тела, с гениальным парением в воздухе. Это последнее качество, самое важное в искусстве танца, всегда достигалось Айседорой и ее ученицами самостоятельно, чего никогда не бывает в балете, где балерину поднимают в воздух сильные руки партнера. Хотя бы только поэтому техника Айседоры стоит значительно выше балетной. Это ее удивительное качество дает ее веселым танцам ни с чем не сравнимое ощущение того, что большую часть времени танцовщица парит в воздухе, а не танцует на земле1.

Аплодисменты сопровождали каждый ее номер, а «Голубой Дунай» требовали исполнять снова и снова».

В Мюнхене греческий хор произвел неизгладимое впечатление. Мальчиков расхваливали за красоту и чистоту голосов, а Айседору за выразительность и грациозность. Но, несмотря на это, она чувствовала свою неспособность изобразить в одиночестве «пятьдесят дочерей Даная» и часто после представления вынуждена была извиняться за неизбежные накладки. Вскоре, убежденная своими поклонниками, она откроет школу и уже со своими ученицами прекрасно изобразит пятьдесят девушек2.

Из Мюнхена она отправилась в Берлин, где опять сняла квартиру. Столица Германии приняла ее новую программу так же, как и Вена: публика вежливо аплодировала античным хоралам, но по-настоящему выражала свой энтузиазм лишь на «Голубом Дунае»3.

Возможно, даже хорошо, что классическая трагедия не пользовалась успехом, потому что у мальчиков стали ломаться голоса. Айседора поняла, что нужно делать. Подарив своим протеже множество одежды, Дунканы проводили юных певцов и их учителя на вокзал и с сожалением отправили в Грецию.

Теперь, когда Айседора вновь получила возможность распоряжаться своим