– Вот это повсюду, – сообщил Тнота и сунул мне листок бумаги.

Гиральт кивнул почти с сочувствием – определенно, Тнота рассказал ему о нашей беседе. Ох, хоть бы старый распутник не отказался удирать.

Художник нарисовал меня неплохо, но сильно приукрасил реальность. На листовке я был вполне молодой и красивый. Чернила размазались – печатали впопыхах и не дали просохнуть. Надпись гласила: «Галхэрроу, человек-гоблин! Опасный! Не приближаться! За информацию о нем – награда!»

Листовку сляпали кое-как, не выровняли шрифт. Хм, не слишком ли много хлопот ради того, чтобы вырвать у меня минимум сведений о Дантри? Внизу листка шла одна красная строчка: «По приказу Отдела городской безопасности».

– Подбородок у меня более мужественный, – заметил я и вернул бумагу Тноте.

Тот скорчил кислую рожу, подражая лицу на портрете. Я помимо воли улыбнулся.

– Проблемы, – сказал Тнота. – Весь город оклеен этим. Даже если до тебя не доберется Отдел, то уж какая-нибудь банда точно попробует заработать.

Я согласился. Затем объяснил, как дойти до магазина на Слэк Роу, написал на обороте листовки список нужных мне вещей: мушкетные пули, мешочек пороха или готовые заряды, два новых ножа, солдатская лопата, два хороших кожаных мешка и прочее, необходимое или приятное. Тнота с Гиральтом ушли, а я встал перед зеркалом и попробовал угадать, когда же нарисовали портрет. Форму глаз передали верно, только сделали их темными, а не подсвеченными изнутри. Кожа тогда еще не блестела будто лакированная, и под ней не было черно-зеленых жил, как теперь. Вряд ли с кем-то случалось такое раньше. Лишь я один шесть долгих лет впитывал отраву проклятой земли. На меня и прежде не особо западали, а в нынешние времена я не приглянулся бы и психопату.

Борода моя отросла до середины груди, волосы – до плеч, слабые, ломкие. И седые. В морщинах на лице – серая чешуя.

Увиденное не пришлось мне по душе. Никому не нравится стареть, но я-то выглядел намного старше, чем ощущал себя. Захотелось постричься покороче. Мелькнула шальная мысль: мечтаешь снова стать похожим на портрет? Но я уже начал свой путь и не планировал останавливаться.

Я опять накрасился, будто двухгрошовый актеришка, и перешел ко второму пункту плана. Нацепил очки, прикрыл капюшоном гоблинскую рожу. Небо затянуло облаками, собирался дождь. Отлично! Никто не потревожит бедного спешащего путника.

Я взялся за ручку двери, и тут случился очередной приступ кашля. Меня согнуло пополам. В прижатую ко рту ладонь вылетел темный, вязкий как сироп сгусток, а в глотку будто насыпали вымоченный в кислоте щебень. Я уселся на кровать, выхаркнул новую порцию черной дряни, выждал. Кажется, очутившись вне Морока, тело принялось отторгать его. В прошлом это означало бы выздоровление. Но сейчас я зашел слишком далеко. Видимо, надо поскорее возвращаться, чтобы не загнуться без Морока.

Утренняя суета уступала место обычным дневным заботам. Почему-то фос-светильники не отключились и заливали улицы холодным белым светом. К чему такая расточительность? Я отворачивался от фос-труб. Вряд ли бы меня заметили из-за них, легче быть унесенным внезапным ураганом. Но береженого духи берегут.

– Не пора ли опрокинуть стаканчик? – прошептала Ненн.

Но поблизости ее не было. Приехали, галлюцинации. Вот что значит просидеть столько времени вдали от людей. Теперь я с людьми. Может, это вытрясет призраков из моей головы? Конечно, всему виной – отрава Морока. Я в своем уме. И никак иначе.

У разваленной части Цитадели уже построили леса, инженеры ремонтировали сеть трубок, демонстрировавших городу слово «МУЖЕСТВО». Правильно. Надо избавляться от хаоса, пусть люди видят, что жизнь возвращается в свое русло.

Я благополучно добрался до узкого фасада лавки в Виксе, продававшей прялки. По дороге никто не попытался ни арестовать меня, ни пырнуть ножом. Я заглянул в запотевшее окно, понял, что в лавке спокойно, и зашел внутрь.

Молодая женщина пряла, умело превращая ворох крашеной шерсти в нить. Тут же стояла колыбель с ребенком. На полках виднелись детали прялок: колеса разных конструкций и из разных сортов древесины, педали, иглы. Женщина посмотрела на меня с ужасом, словно на явившийся из преисподней призрак. Да почти так оно и было. Затем перевела взгляд на рукоять, торчащую из-за пояса.

– Вы не похожи на того, кому нужна прялка, – определила женщина.

– Признаюсь: я не ткач. И даже не спиннер.

– Так что же вы ищете?

– Я ищу Глауду, хозяйку этой лавки. Она здесь?

Вращение веретена замедлилось.

– Это моя тетя. Прошлой зимой она умерла от лихорадки. Лавка теперь принадлежит мне.

Вот дерьмо.

– Соболезную, – склонив голову, сказал я.

– Вы знали тетю?

– У нас было деловое соглашение.

Женщина нахмурилась. Наверное, подумала, что я тут из-за денег. Наследуя заведение, наследуешь и его долги.

– Глауда получала письма для меня. Я часто бываю в разъездах, и она хранила мою корреспонденцию. Знаете об этом что-нибудь?

– А, так вы капитан, – нервно произнесла женщина.

Хм, с чего ей пугаться? Впрочем, вид у меня был не слишком успокаивающий.

– Да, капитан, – подтвердил я.

– Простите, письмо пришло, но несколько месяцев назад. Знаете, вся эта суета… Я принимала дела после тети. Теперь уж и не помню, куда подевала его. Но вы подождите, оно обязательно найдется.

Я так давно ничего не получал от Дантри, что даже разволновался при мысли о письме. Мы договорились связываться лишь по самым важным поводам. Если он, наконец, написал мне, значит, у него получилось.

– Буду очень благодарен. Курьер ведь заплатил вам при доставке?

– Да. Не могли бы вы пока посторожить лавку? Сейчас, я быстро.

Она выхватила ребенка из колыбели и скрылась за портьерой. Лавка явно в пригляде не нуждалась. От безделья я покрутил одно, другое колесо. Сделаны они были на совесть. Такой легкий ход. Хм, наверное, хозяйка похоронила письмо под кучей бумаг или сунула в дальний сундук… Что-то долговато.

Глауда была честной, но, увы, пожилой. А я и не замечал, как идут года. Неприметная и надежная, Глауда не покидала Валенграда и держала рот на замке. Мы привыкли пользоваться ее услугами по передаче писем. Верность в нашем деле всегда ценилась.

Вдруг до меня дошло: чтобы искать письмо, не нужно брать ребенка. Я отдернул портьеру. В кухне тишина, дальше тоже, задняя дверь нараспашку. Взбежал по лестнице – никого.

Гребаный дом оказался совершенно пустым.

Глауду мы выбрали за то, что она не совала нос в чужие дела. А вот ее племянница, похоже, так не умела.

Скоро за мной явится толпа, и, скорее всего, по улице. Значит, валить надо через заднюю дверь.