– Мам, а ты будешь?

– Ешь. Я уже поела.

В половине восьмого начинаются «Весёлые ребята».

Легко на сердце от песни весёлой

Она скучать не даёт никогда

И любит сердце директор столовой

И любят сердце обжоры повара.

Между прочим, кино в 1934 году снято, обалдеть. Тысячу лет этот фильм не видел. Больше всего жду любимую ещё с несмышлёного детства фразу:

«Мы ритипити… мы ритипитировали».

– Мам, а мне в детстве этот момент нравился? – пытаюсь я прояснить биографию Егора Брагина.

– В детстве, – качает она головой. – Да ты и сейчас ещё из детства-то не вышел, дитя неразумное. Я, кстати, Рыбкиных позвала на Новый год.

Рыбкиных? Это мою менторшу Наташку с родителями? А почему так смущена? А-а-а, Наташка с отцом, похоже, живёт. Без матери…

– Ты не будешь возражать? – тушуясь, спрашивает она.

Да чего теперь-то возражать, если уже позвала? Нет, конечно.

– Не буду, если математикой меня мучить не станет. А так я совсем не против. И тётя Валя придёт?

– Придёт, наверное. Как чувствовать себя будет.

После фильма начинается «Время», но его мне пока смотреть не хочется. Я переключаю на вторую программу и смотрю телеспектакль «Ночь ошибок». Раньше я его не видел, а там Калягин, Даль, Коневский, Неёлова, Константин Райкин. Постановка Козакова. Немного небрежная, кстати, постановка, но всё равно неплохо.

После спектакля начинаются «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», перенесённые на сегодня с новогодней ночи. Это из-за игры ЦСКА с канадцами. Но на «Бони М» я срубаюсь, и волнующие звуки диско проносятся мимо меня.

В воскресенье снова встаю пораньше. Радж укоризненно наблюдает за моей растяжкой и завтраком.

– Ну всё-всё, не дуйся, уже иду, – говорю я ему и действительно иду одеваться.

Народу на улице почти нет. Пёс бодро вышагивает по плотному снегу, демонстрируя желание погулять подольше. Ночью немного подморозило, небо очистилось и сейчас светит яркое солнце.

Посторонних я не замечаю. Никто меня не пасёт, везде спокойно. Это, конечно, хорошо, но нужно подумать о том, что предпринять. Лучше всего было бы нанести контрудар. Как вот только это всё обставить…

Мы идём по Весенней, проходим мимо хлебного, где я бросил свои покупки, мимо гостиницы, мимо школы. В ней я, вероятно, и учусь. Дальше идём мимо драмтеатра и законсервированного на зиму фонтана. Доходим до Набережной, шагая мимо памятника героям войны.

Настроение у меня хорошее, да и у Раджи тоже. Я наслаждаюсь видом улиц. Вот оно, первозданное, свеженькое, родное. Запах детства… Меня переполняет чувство, что передо мной белый лист, чистый, как этот снег. А значит я могу написать на нём любую историю.

Река вся во льду, заметённая снегом. Белая гора правого берега видна, как на ладони. А вот тут, кстати, чуть подальше, обкомовские дома, но не обязательно, чтобы Каховские проживали именно в них. Они могут обитать в любой из этих сталинок с большими полнометражными квартирами.

Можно попробовать в справочном бюро узнать, было такое рядом с главпочтамтом. Но не в воскресенье, конечно. Оно вообще, насколько я помню, чаще закрыто было. Прохожу мимо. Да, вот и оно.

Дальше наш маршрут проходит мимо больницы. Таня завтра в ночь, надо будет как-то вырваться. Пообещал же…

– Долго вы, – говорит мама, когда мы возвращаемся домой.

– Погода хорошая, – отвечаю я. – Дошли до Набережной, а там через Пушкина, мимо главпочтамта и домой.

– Ну и молодцы. Чем заниматься будешь? Надо бы примерчики порешать.

– Порешаю, каникулы ещё длинные. Успею. Давай фотки посмотрим.

– Фотографии? – чуть поднимает брови мама. – Ну возьми в шкафу альбом, знаешь где лежит. Мне обед надо готовить.

Знаю-знаю, как не знать. Припомнить только не могу. В понедельник нужно будет всю квартиру прошмонать, чтобы действительно знать, где что находится. А то, как слепой щенок буду сейчас тыкаться в поисках альбома.

Шкаф… Скорее в книжном, чем в посудном, правильно, доктор Ватсон? Радж утвердительно помахивает хвостом. Он поел и выглядит вполне счастливым. Молодец, хороший пёс. Я провожу рукой по его шерсти. Ну пойдём, посмотрим. Открываю дверки нижней тумбы и сразу вижу альбом. Вернее два. Один в голубой клеёнчатой обложке с нарисованным малышом. Второй большой, тяжёлый, с коричневой тиснёной обложкой.

Беру голубой. Малыш сидит и держит на ниточке воздушные шарики. Чуть ниже располагается надпись: «Наш ребёнок». Ну, давай знакомиться, Егор Брагин. На первой странице приклеена фотография свёртка с хмурым лицом, похожего на гусеницу. Дальше заполнены рост и вес по месяцам. Теперь я знаю, когда у «меня» появились зубы, когда я начал ползать, а когда ходить.

Методичная у меня мама. Листаю страницы. Мама держит меня на руках, я в панамке и совершенно голый сижу на балконе с морковкой в руке, вот я постарше вгрызаюсь в огромную дольку, скобку, как говорил отец, арбуза. А вот мы втроём. Мама, папа я, дружная семья…

Вот я с каким-то мужиком с ружьём, вот деревня и гуси, атакующие испуганного меня. А вот первомай, и я сижу на загривке у отца.

Перехожу к другому альбому, к более общему, не посвящённому исключительно моей персоне. Молодые родители, на природе, на картошке, в компании друей, отец в полевой форме, беременная мама, мама со мной, опять мы вместе. В общем, обычный альбом. Классика.

А вот и что-то не совсем обычное. Толпа военных в странной форме без опознавательных знаков. Зелёные человечки. Все весёлые, в обнимочку. Мир, дружба, жвачка. Батя тут же стоит. Забавно смотрятся рослые чернокожие дядьки в танковых шлемах. Похоже, Африка. Аккуратно вынимаю фотку из уголков и читаю на обороте. Браззавиль-75. Ну вот всё и стало понятным. Оттуда перебрасывали войска и боевую технику в Анголу.

Видать, там он и нашёл свой конец. Я подхожу к шкафу и выдвигаю ящик. Тут документы. Отлично, изучу завтра. Моё внимание привлекает красная коленкоровая коробочка. Ну-ка, что это. Я снимаю крышечку. Ух ты! Медаль необычная какая… И удостоверение. Беру его в руки.

EL CONSEJO DE ESTADO DE LA REPUBLICA DE CUBA

Otorga a: БРАГИН Андрей Прокофьевич

Кубинская медаль за Анголу… Необычная. Планка почти как на советских медалях, но чуть более короткая, будто приплюснутая. Потянута полосатой муаровой лентой. А сама медаль из золотистого металла, с большой звездой, лавровой ветвью и картой Анголы.

Родитель-то мой герой оказывается…

В дверь звонят. Я аккуратно убираю награду на место.

– Кто это? – спрашивает