Тут герой понял, что, если он не истребит сразу всех, кто не справедливо на него ополчился, то тут же рано иль поздно обязательно будет убит, и не мать предаст его мертвое тело с плачем огню, а эфиопские собаки будут в поле зубами терзать его тело. Он прижался спиной к камню огромной колонны, обезопасив свой тыл и, уяснив, что пасть неизбежно должна перед множеством врагов его доблесть, мрачно промолвил:

— Что ж, раз сама жутколикая богиня Ананка меня к тому принуждает, помощи я буду искать у врага! Отверните же в сторону лица скорее, те меж вас, кто смерти мне не желает!

И быстро вытащив из сумки ужасную голову Медусы — Горгоны, он ее приподнял, чтоб видели издали многие, и тот, кто увидел ее ужасающий взор, тут же застыл изваяньем неподвижным из камня. Однако другие из-за их каменных спин истошно орали:

— От малодушия вы, а совсем не от мощи Горгоны остолбенели! Накинемся на него товарищи разом, совместно. Наземь повергнем и убьем юнца-чужестранца вместе с его чародейным оружьем!

Но и они, лик Горгоны узрев, словно остолбенев, в камень тотчас обратились. Оставшийся в живых один лишь Финей пожалел, наконец, о неправедной битве. Только что ж делать ему? Он лишь каменные образы разные видит, он и своих узнает и, по имени каждого клича, помощи просит; не веря себе, касается ближних тел, — но остывают они, становясь каменными изваяниями. Тогда отвернулся Финей, чтоб только голову Медусы — Горгоны не видеть и так, жестами умоляя, в стороны руки простер, полную изъявляя покорность, и просительно молвил:

— Ты побеждаешь, Персей, так отврати это чудище, в камень все обращающий лик Медусы. О, отврати, я умоляю! Не злоба к тебе, не царствовать жажда к брани подвигли меня: за невесту любимую я начал сражение. Теперь признаю, что право жениться заслугами ты приобрел, а я — простым ожиданьем. Не уступил, — и очень теперь сожалею. Из всего, о храбрейший, мою лишь бессмертную душу ты мне уступи, да будет твоим все остальное!

И говорившему так врагу, Персей, глядя на него спокойно, серьезно и твердо, язвительно отвечает:

— Что, о Финей боязливый, дать, тебе ныне могу, — и дар то не малый для труса! — Дам, и ты страх свой откинь. Не обижу тебя я ни железом, ни медью. Наоборот, тебя на века, как памятник некий, потомкам оставлю. Будешь всегда на виду ты в доме у нашего тестя, чтобы супругу мою утешал давно нареченного образ!

Молвив такие слова, Персей Форкиды ужасную голову быстро понес к тому месту, куда был Финей лицом обращен трепетавшим от страха. И, между тем, как глаза от лика Медусы отвернуть он безуспешно сначала пытался, все ж не сумел, и шея окоченела его, и в камень слеза затвердела, но умоляющий лик и уста боязливые в камне видны досель, о пощаде мольба и покорности знаки.

39. Смерть Полидекта

Прибыв вместе с молодою женой на остров Сериф, Персей застал милую мать, вместе с праведным Диктисом, припавшими к алтарям богов в поисках убежища от преследований Полидекта, нечестивого правителя небольшого скалистого острова Серифа. Тогда он вместе с Данаей и Диктисом и с сумкой заплечной смело вошел в царские покои, где Полидект принимал своих друзей и громко царя обвинил в подлом обмане:

— Ты Полидект — лгун и негодяй, ты даже не ездил соревноваться на быстрых квадригах с Эномаем потому, что все время добивался не Гипподамии, а моей матери Данаи. Я же сделал все, что обещал и обезглавил Медусу-Горгону. Ты думаешь, если сын хитроумного Крона скипетр тебе дал и законы, чтоб царствовал ты над другими, то тебе можно все? Но есть еще дева великая Дике, рожденная Зевсом, славная, чтимая всеми богами, жильцами Олимпа. Если неправым деяньем ее оскорбят и обидят, подле родителя-Зевса немедля садится богиня и о неправде людской сообщает ему. И страдают за нечестье все люди, даже цари, злоумышленно правду от прямого пути отклонившие.

Однако ни юноши новая доблесть, ни прежние беды его и Данаи все же исправить не справедливое сердце царя не могли. Он ненавидел упорно Персея, непримиримый, и не было неправому гневу предела. Полидект, не придумал ничего лучше, как обвинить Персея во лжи, сказав, будто тот измыслил, что Медусу убил.

До сих пор Персей колебался и у своего спрашивал сердца совета:

— Надо ли мне царя этого смерти предать или милостиво простить? Ведь брат он благочестивого Диктиса и владыка небольшого народа, среди которого я вырос. И подаяниями царскими нам с матерью не раз помогал…

Теперь же Персей рассердился, и сердце его ужасной злобой наполнилось, грозно прищурив глаза, он Полидекту ответил:

— Так ты мне не веришь? Будучи сам лгуном и других лжецами считаешь? Я дам тебе знак непреложный. Поберегите глаза, кто не хочет навсегда изваянием стать!

Воскликнул герой, и Медусы ликом ужасным царево лицо превращает он в камень бескровный. Вместе с правителем окаменели и его царедворцы, застыв точно в таком же положении, в котором были, когда против воли взглянули Горгоне в магические глаза.

Персей сделал рыбака Диктиса царем острова Серифа и, оставив на его попечение теперь не только Данаю, но и супругу свою и мать Андромеду, поспешил на поиски Афины и Гермеса, чтоб возвратить меч серповидный, крылатые подошвы и щит полированный медный, а главное — спросить, что делать с чудовищной головой, совсем не утратившей ужасного дара.

Согласно Страбону, комические поэты говорят, что от взгляда ужасной Медусы-Горгоны окаменели все жители острова Сериф. Персей отомстил им за мать потому, что они помогали царю, желавшему взять Данаю в жены насильно. Поэтому этот остров и сейчас так каменист и скалист.

40. Битва с Дионисом за Аргос

Говорят, когда Персей пролетал над Аргосом, где издревле правила златотронная супруга Зевеса, он услышал, как его призывает жрец Мелампод, знавший язык птиц и зверей и первый из смертных наделенный даром пророчества. Мелампод, придя из Мессении в Аргос, исцелил от бешенства аргосских женщин и стал там жить, получив две трети царства для себя и брата Бианта.

Прорицатель пользовался заслуженным уважением у аргосцев, и хитроумная Гера, приняв его облик, стала созывать аргивян для брани с Вакхом — ненавистным ей сыном Зевса от фиванской царевны Семелы, дочери Кадма и Гармонии. Гера резвых сатиров уже изгнала из Аргоса, и тирсы вакханок отвергла, и даже старого Силена, бывшего