Шрифт:
Закладка:
Роберт давным-давно продал свой летний дом на Ямном пригорке, покупатель затем продал его еще раз, и еще, и еще, пока очередной владелец не снес постройку целиком и не возвел новую. Сигурд Оли и Элинборг получили эту информацию от нынешних хозяев — постучались к ним около полудня и, к удивлению своему, разбудили их.
Поговорив с ними, Элинборг и Сигурд Оли позвонили в отделение и попросили коллег отыскать им первого владельца нужного дома, а сами поехали в город. Вскоре пришел ответ, что первый владелец живет в одном из отделений Национального госпиталя, что в Водопадной бухте[29]. Ему только что исполнилось девяносто лет.
Элинборг предупредила больничный персонал о визите и для начала рассказала Роберту все, что полиция успела установить. Старик, едва подавая признаки жизни, сидел в кресле на колесах и потягивал из маски чистый кислород — всю жизнь курил. Ясность ума сохранил в неприкосновенности, что резко контрастировало с его физической немощью; периодически кивал, давая понять, что хорошо слышит Элинборг и понимает, что к чему в этом деле. Сестра, проводившая их в палату к Роберту, стояла за спиной его кресла; перед началом беседы она недвусмысленно сообщила полиции, что долго мучить старика не позволит.
Выслушав Элинборг, Роберт дрожащей рукой убрал от лица маску.
— Я помню… — сказал он очень тихим, шипящим голосом, поднял маску и вдохнул кислорода, затем опять маску убрал, — этот дом, но…
Поднял маску.
Сигурд Оли посмотрел на Элинборг, затем на часы, не пытаясь скрыть нетерпения.
— Если тебе… — начала было Элинборг, но тут Роберт убрал маску и сказал, едва дыша:
— …ничего другого… не помню… кроме…
Поднял маску.
— Если тебе не сидится тут, может, пойдешь в столовую чего-нибудь съешь? — предложила Элинборг Сигурду Оли.
Тот глянул на часы, на старика, на коллегу, тяжело вздохнул и вышел вон из палаты.
Роберт убрал маску.
— …одной семьи… они жили там…
Поднял маску.
Элинборг подождала, но Роберт не стал продолжать. Надо, наверное, формулировать вопросы так, чтобы можно было отвечать просто «да» или «нет». Ему тогда не придется ничего говорить, а только качать головой, и он сможет все время дышать через маску. Элинборг изложила это старику, тот кивнул. А с головой-то у него все в порядке, усмехнулась про себя Элинборг и начала:
— Вы там жили во время войны?
Роберт кивнул.
— Эта семья, она в те же годы жила в этом доме?
Роберт кивнул.
— Вы помните их имена, имена людей, которые жили в этом доме тогда?
Роберт отрицательно покачал головой.
— Большая была семья?
Роберт еще раз отрицательно покачал головой.
— Муж? Жена? Двое, трое детей? Больше?
Роберт кивнул и показал Элинборг три полумумифицированных пальца.
— Поняла вас, муж, жена и трое детей. Вы были с ними знакомы? Встречались с ними, общались? Да или нет?
Элинборг словно забыла введенное ею же самой правило и задала три вопроса сразу, Роберту пришлось опустить маску.
— Не был с ними знаком…
Поднял маску.
Сестра начала переминаться с ноги на ногу, показывая, что ее терпение на исходе; сверлила Элинборг глазами, давая понять, что вмешается с минуты на минуту.
Убрал маску.
— …смерть.
— О чем вы? В этой семье кто-то умер?
Элинборг наклонилась к старику, ожидая, что он снова опустит маску.
— Ни на что не годный…
Элинборг поняла, что говорить старику в самом деле очень сложно, но он старается изо всех сил. Надо терпеливо ждать.
Убрал маску.
— …старый… пердун…
Маска выпала у Роберта из руки, глаза закрылись, голова опустилась на грудь.
— Ну вот, доигралась, — прошипела сестра, — отдаст концы, как пить дать. Вот как полиция заботится о здоровье граждан.
Подняла маску с пола и вернула ее на место — с такой силой прижав ее к лицу старика, что казалось, свернет ему шею. Роберт сидел, опустив голову и закрыв глаза — словно спит или в самом деле умирает, подумала Элинборг. Сестра подкатила кресло Роберта к кровати, подняла его, как пушинку, и уложила на постель. Элинборг подошла поближе, но сестра преградила ей дорогу:
— Вы что, хотите вашими идиотскими вопросами эту старую развалину со свету сжить?
Крепко сбитая нахрапистая бабища лет пятидесяти; волосы собраны в пучок, одета в белый халат, белые штаны и белые же ботинки, смотрит на Элинборг волком.
— Как я вообще вас сюда пустила, — пробормотала она себе под нос, а затем, повысив голос, добавила: — Хорошо, если он доживет до вечера.
В тоне было слышно недосказанное «и если старпер подохнет, то виноваты будете вы».
— Прошу прощения, — сказала Элинборг, не понимая, с чего эта туша на нее окрысилась и почему она должна извиняться. — Мы полагаем, Роберт может помочь нам в расследовании. Надеюсь, это не заставит его чрезмерно перенапрягаться.
Роберт вдруг снова открыл глаза, огляделся вокруг, словно удостоверяясь, где и почему находится, и снял кислородную маску, несмотря на сопротивление сестры.
— Часто приходила, — сказал он, едва дыша, — много позднее… зеленая… женщина… к кустам…
— Кустам? — не понимая, о чем он, переспросила Элинборг. — Вы хотите сказать, к кустам смородины по соседству?
В этот момент сестра снова наложила Роберту на лицо кислородную маску, но Элинборг заметила, что старик легонько кивнул.
— Кто приходил? Какая женщина? Ваша жена? А сами смородиновые кусты вы помните? Сами туда ходили? Да или нет?
Роберт едва заметно отрицательно покачал головой.
— Так, вот что, идите-ка вон и оставьте его в покое, — приказала сестра.
Элинборг в ответ встала и наклонилась поближе к Роберту, но не совсем вплотную, чтобы не сердить уже и без того недовольную сестру.
— Вы можете мне сказать, кто это был? — продолжила Элинборг. — Кто часто приходил к кустам?
Роберт снова закрыл глаза.
— Много позднее? — добавила Элинборг. — Что вы этим хотите сказать?
Роберт открыл глаза, и стариковские костлявые руки сделали жест, который мог означать только одно — ему нужны бумага и карандаш. Сестра отрицательно покачала головой и добавила, мол, с него хватит, пора и отдохнуть. Он в ответ вцепился ей в руку. Какой умоляющий взгляд!
— Даже и мечтать забудь, — сказала ему
