смотрит на водную гладь, по которой все дальше и дальше от нее удаляются мелкие пузырьки — признак того, что под водой человек. Это единственный знак, что он жив, что он передвигается, и по этим пузырькам Армель следит за его шагами там, в таинственной глубине. Нет, не зря она не любит это озеро! Эта неподвижная вода может заворожить своими мертвенными красками душу, томимую одиночеством и печалями, но стоит себе представить, как там, в глубине, копошится и скребется какая-то чуждая жизнь, как становится страшно. И там, в этой густой ночи — бедный, выбившийся из сил Жан-Мари. А вдруг у него погаснет фонарь?! Господи Боже мой! Как она зла сейчас на Ван Лоо, на Ронана, а больше всего — на самое себя! Жила она себе, всеми забытая в этом древнем замке, спокойная, как восковая фигурка. Зачем ей эта суматоха? Если он найдет, то начнется настоящее безумие! А если не найдет? Тогда будет еще хуже…

Она ждет. Так ждешь, в одиночестве сидя на глухом деревенском полустанке, прислушиваясь, не идет ли поезд, и всерьез сомневаясь, а придет ли он вообще… И без конца вглядываешься вдаль, склонившись над краем платформы, может быть, там, за поворотом… Армель резко открывает глаза и начинает их яростно тереть. Она чуть не заснула. Как же давно она уже сидит, оцепенев в ожидании! Она смотрит на часы. Прошло двадцать пять минут, как он нырнул! Это слишком! Украдкой она прочитала все, что смогла найти, об опасностях, подстерегающих ныряльщиков. Те крошечные пузырьки воздуха, что насквозь пронизывают тело человека, все его сосуды и суставы, вместе с кровью проникают в глубь мозга, в каждую его извилину, и если они не успевают вовремя рассосаться, то наступает мгновенный спазм, а следом за ним — инфаркт, паралич и еще целая куча всяких ужасных неизлечимых болезней! Как же можно было заставлять Жана-Мари продолжать эти погружения, зная, что у него нет настоящей тренировки! Ведь это кончится катастрофой! Нашла время для угрызений совести, одергивает она себя. Здесь, наедине с простором, в миг, когда вместе с утром в душу снисходит какое-то внутреннее озарение, она вдруг понимает, что готова на все, лишь бы поставить наконец крест на прошлом. А ее прошлое — это Ван Лоо. Такой, каким описала его Мо, но главное — такой, каким он живет в ее памяти.

Резкий всплеск воды, и над озером показывается голова Жана-Мари. Армель вздрагивает, как будто ее застали врасплох. Она нагибается и за руку помогает ему взобраться в лодку.

— Ну что?

Он сдирает маску. Лицо его бледно до синевы.

— Ноль! — выдыхает он.

Глава 7

— Доктор, это серьезно? — спрашивает Армель.

Доктор Мург не спешит с ответом. Он уже не молод. Ему за шестьдесят, он давно и хорошо знает и старую даму, и Армель, и Жана-Мари, который теперь вот так простыл, что не может говорить. Ну разве, можно нырять в феврале? Конечно, раз они спешат до весны выстроить новый мол… И ведь Жан-Мари никогда не казался ему настолько легкомысленным, чтобы… Хотя дед его был… Да уж, все они такие, эти Ле Юеде: если что-нибудь задумают…

— У него махровый бронхит! — наконец объявляет он. — И между нами говоря, лично меня это не удивляет. Хоть он и кажется с виду крепким… — Доктор понижает голос. — Меня немного тревожит его правая рука. К бронхиту это отношения не имеет, скорее уж это связано с декомпрессией[6]. Он долго пробыл под водой? И вообще, когда он начал эти свои эксперименты?

Из боязни проговориться Армель вынуждена лгать. Она быстро подсчитывает. Прошло уже дней десять, как он начал нырять, а ведь иногда он погружался по два-три раза подряд. Но сказать, что он ныряет уже больше недели, значит вызвать град нескромных вопросов. Доктор заволнуется и воскликнет: «Как же вы ему позволили?»

— Он нырял раза четыре или пять, — говорит она.

— На какое время?

— Минут на пятнадцать.

— И на какую глубину?

— Метров на десять. Но оказалось, что берег слишком отвесный, и Жан-Мари убедился, что наш план неосуществим.

— Довольно странная идея — мол на сваях…

— Это часть общего плана. Жан-Мари считает, что, если наш экскурсионный катер будет причаливать прямо у входа в парк, это поможет нам расширить гостиничное дело.

Доктор пишет, кивая головой в знак согласия.

— Конечно, — говорит он. — Идея хорошая. Но и стоить это будет немало. Ну что ж! Желаю выздоровления! С рукой, я думаю, дело наладится быстро. Массаж. Растирания. Сходите к Полю Ле Дрого. И конечно, никаких ныряний до лета. Да, вот еще. Озеро хорошо для парусного спорта, для любых развлечений на его поверхности, но уж никак ни для чего другого. Искать в нем совершенно нечего.

Он закрывает свой атташе-кейс, поворачивается к Армели и указательным пальцем легонько поворачивает ей лицо: сначала вправо, потом влево.

— А вы, мадемуазель, вы уверены, что не нуждаетесь в моей помощи? У меня впечатление, что вас что-то как будто грызет изнутри. Что-нибудь не так?

Армель громко протестует.

— Я чувствую себя хорошо! — говорит она. — Может быть, чуть-чуть устала. Жизнь в замке хлопотная…

Доктор натягивает плащ, шумно отказываясь от помощи.

— Тетя стара, — вздыхает Армель. — Я стара. Все здесь старое!

— У вас есть сейчас постояльцы?

— Нет еще. Но скоро ждем первого.

— А он уже здесь!

— Как это?

— Когда я подъезжал, видел кого-то возле гаража.

— Да? Это господин Ван Лоо. Я совсем о нем забыла. Я провожу вас.

Это точно Ван Лоо, хотя машина у него теперь другая. На сей раз он приехал в небольшом автофургоне для кемпинга. Армель знакомит голландца с доктором, а потом бросает удивленный взгляд на автомобиль. Ван Лоо легонько похлопывает по крылу фургона.

— У меня здесь все с собой, — объясняет он. — И заперто на ключ. От любопытных. Так что я могу остановиться, где хочу, не привлекая внимания. Ненавижу, когда вокруг толкутся посторонние, глазеют, что это я фотографирую или снимаю на камеру.

— Лучшего места для своего лагеря вам не найти! — смеясь, говорит доктор.

Взаимное рукопожатие, и доктор уходит. Армель ведет Ван Лоо к гаражу, где он загоняет машину в самую глубину.

— Думаю, пока она мне не понадобится, — говорит он.

Высунув из дверцы ноги, он, прежде чем выбраться наружу, кончиками пальцев приглаживает шевелюру. Как он следит за своей внешностью!

— Стоит сесть за руль, как превращаешься неизвестно во что, — ворчит он.

— Издалека ехали?

Он быстро вскидывает голову.

— Вас кто-нибудь спрашивал обо мне?