Шрифт:
Закладка:
Я сосуд, в котором живут три разные девушки. Одна темная – она появилась внутри меня после встреч с таинственным парнем, она же наделила меня противоестественными для моего мира качествами. Светлая – самая родная часть меня, но сильно искалеченная часть. Она владеет мной, контролирует эмоции и воспоминания, держит в рамках светлого мира и подавляет темную.
Серая. Кто она? Результат сосуществования светлой и темной?
Чтобы стать собой, я должна вернуть темного, которого напрочь стерли из моей жизни. Точнее, его не стерли, а спрятали. Если верить моим предыдущим видениям, мне достаточно вспомнить все, чтобы помочь серой занять главенствующую позицию.
Что, если мы все серые, но светлая или темная личность в разных случаях подавляет вторую?
Я Аврора. Серая. Но я утратила это.
Он может все исправить. Он вернет меня настоящую, со своими минусами и плюсами.
Но кто он?
Он темный с самым потрясающим запахом. Он тот, кого я любила и продолжаю любить, несмотря на свою амнезию. Он тот, перед кем я хочу попросить прощения за свою ничтожность, тот, кого я любой ценой хочу вернуть в свою жалкую жизнь.
Он мое спасение. Но светлая хочет, чтобы я оставила попытки вспомнить его. Он угроза для нее.
Мои чувства к нему – это угроза для системы двух разных миров.
Она будет сводить меня с ума, делать так, чтобы истинные воспоминания, возвращающиеся ко мне, подменялись ложными.
Хотели таблетками блокировать все, поддерживать меня в амебном состоянии, но я не губка, которая будет впитывать то, что ей скажут. «Врачи» подстраховались, сделав так, чтобы светлая личность всю информацию о темных воспринимала негативно, чтобы даже если я и вспомнила темного, то сразу же начинала бояться его. Моя задача – не поддаваться, бороться, до конца верить в него и пытаться вспомнить.
Зацепки?
1) Шрам. Для чего он оставил его?
2) Буква «Б». С нее начинается его имя.
3) Какую клятву я дала?
Кажется, мои рассуждения мне не помогают.
А теперь пишу это, чтобы, если вдруг все пойдет не по моему плану и меня вновь затащат в больницу, был хотя бы один человек, способный помочь мне продолжить бороться. Дэйв, ты все равно прочитаешь это. Сохрани, пожалуйста, все записи, каждый листочек, даже если слова будут казаться тебе бредом. Спрячь от всех.
Спрячь от меня, если будет такая необходимость.
Я доверяю тебе полностью. Прости, что на тебя лег такой груз ответственности. И спасибо за то, что в моей жизни появился такой друг.
Аврора Хьюз Брукс, которая умудрилась потеряться среди своих же «Я».
За столом ближе к вечеру собралось наше дружное семейство: мои родители с Алексом и родители Дэйва. Все вели себя любезно, приветливо, даже слишком дружелюбно и сладко. Я пыталась бодро отвечать на вопросы, но пристальный взгляд моей мамы не давал даже ровно сидеть на стуле, еда то и дело застревала в горле. Но не я одна была под ее прицелом: Дэйв получал не меньше внимания. Держался он лучше меня, ведь считал, что не обманывал мою маму. Давал ли он мне препараты? Да, вот только я их не пила. А чтобы еще лучше скрыть всё, я выплевывала лекарства тайно.
– Как же вы все-таки хорошо смотритесь, – восторженно заявила мама Дэйва, отвлекая меня от надзора.
– Не то слово, – протяжно произнес Дэйв.
– Я считаю, что нашим детям повезло друг с другом, – вступила моя мама.
Эти женщины сведут нас с Дэйвом с ума. Папы вообще старались не делать акцент на нашей семейной жизни, Алекс, кажется, мечтал вернуться домой.
– А какие у них хорошие детки будут, – мечтательно заявила миссис Брукс.
Дэйв как раз в этот момент решил выпить воды. Он подавился и привлек к себе внимание пап, разговаривающих между собой, и озадаченного курицей Алекса. Никто не ожидал такой реакции на высказывание о детях.
– Что-то не так? – задал вопрос мистер Брукс, окидывая взглядом сына.
– Все в полном порядке. Просто мы с Авророй пока что не готовы к детям. Возможно, немного позже мы посмотрим на это с другой стороны, – поспешил оправдаться Дэйв.
– Вы не хотите детей? – озадачилась мама мужа.
– Хотим, но немного позже. Как будто нам надо больше времени, чем обычным парам, вы так не считаете?
Конечно, он намекал на мое самочувствие. У здоровой и нормальной пары первенец рождался быстро. Общество не понимало тех, кто откладывал столь грандиозное событие, иногда даже осуждало. Я и сама раньше представляла, как сразу после свадьбы буду вынашивать ребенка. Это мне казалось единственным правильным путем. Только теперь я могла посмотреть на детей немного под другим углом.
Что могла дать им мама, которая себя-то на ноги поставить не в состоянии?
Настроение после неловкого разговора было испорчено у всех, поэтому ужин закончился раньше предполагаемого. Я, если честно, была только рада.
Когда пришло время расходиться, мама позвала Дэйва на короткий и личный разговор. После него они оба вышли к нам с каменными лицами. Когда муж заметил, насколько я была обеспокоена, подмигнул и приобнял меня, вызвав у своей мамы бурное умиление. Он определенно знал, чего хотели от него родители.
– Ну что, женушка, пошли убирать со стола? – Дэйв закрыл входную дверь и побрел на кухню. Я поплелась следом, изнемогая от любопытства.
– О чем говорили? – мешала ему передвигаться, ждала, когда он даст ответ.
– Она спросила о таблетках. Я честно сказал, что давал тебе все необходимые лекарства.
– Это явно не всё, – не унималась я. Как у него хватало наглости так бессовестно собирать посуду и игнорировать мою нетерпеливость?
– Она продолжала настаивать на детях. Я сказал, что ты еще не готова, тебе надо восстановиться после лагеря. В ответ услышал лишь то, что я знаю, что мне делать.
– И что же?
Дэйв нахмурил брови и с подозрением посмотрел на меня. Затем, не скрывая удивления, спросил:
– Ты точно не понимаешь?
Я отрицательно покачала головой.
– Во время секса я должен без какого-либо согласия закончить…
Нам стало неловко. Я, Дэйв и секс – три несовместимые вещи. Не знала, как долго у нас получится играть влюбленных на публике, но наедине разговоры о нашей якобы существующей интимной жизни вызывали тошноту.
– Можешь не продолжать, – остановила его я. – Насилие какое-то.
– Твоя мама также попросила принять тебя такой, какая ты есть. Полагаю, она намекнула на твою испорченность.
– Говоришь так, будто я тухлый овощ.
– По меркам светлого
