Елены Станиславовны.

Затем он попросил снять ошейник, попробовать покрутить головой туда-сюда, нагнуть ее вниз, поднять вверх. Двигательная способность у меня была крайне мала, если не сказать, что она отсутствовала.

— Так. С этим ясно! Теперь смотрите за молоточком!

Все эти манипуляции я помнила еще со времен диспансеризации в школе. Потом попросил меня пройти как бы по тоненькой дощечке, потом дотронуться пальцем до носа. Уложив меня на банкетку, попросил поднять по очереди обе ноги и проделать еще целый ряд каких-то немыслимых акробатических упражнений. Тестирование моего состояния не имело конца. По его просьбе я назвала дату своего рождения и сегодняшнее число, время года и страну проживания, на листочке, им выданном, рисовала циферблат, на котором он попросил отметить без двадцати девять. Если бы сейчас он попросил меня доказать теорему Пифагора, я бы уже не удивилась. Но от теоремы он воздержался, а вместо этого положил передо мной «шкалу боли» с просьбой отметить на ней, какова степень моей боли, предупредив, что десять на ней означает боли нет, а сто — это боль при родах.

— Доктор, а я еще не рожала, как я могу понять характер боли под цифрой сто?

— Не умничайте, отмечайте, сказано вам!

И, наконец, он задал главный вопрос:

— Покажите, где именно болит шея?

Я уж подумала, что мы приближаемся к концу, но он опять достал лист бумаги и положил его передо мной.

— И последнее, — чеканным голосом сказал он, — заполните анкету на определение вашего психоэмоционального состояния.

На двадцать вопросов в анкете у меня ушло еще минут десять. Я начинала понимать, почему очередь двигалась так медленно — сегодня принимал очень дотошный специалист. Прочитав мои ответы, он задумчиво протянул:

— Да, непонятно… идите на рентген.

Видно, ответы мои его не очень удовлетворили, но все же связи между рентгеном и анкетой на определение моего психоэмоционального состояния я не находила. Взяв из его рук направление, я направилась к двери.

— Стойте, ошейник забыли.

Я понуро напялила его на шею и вышла из кабинета. Владик встрепенулся и подскочил ко мне.

— Феня, что ты делала там сорок минут? Я уже начал волноваться!

— Какой-то странный врач. Хорошо, что лечить меня будет не он… Иду на рентген, а ты меня тут подожди.

В очереди на снимок я просидела довольно долго. Но рентгенолог снимок мне на руки не дала, сказав, что отправила его на компьютер травматологу.

— Но мне снимок надо на руки! — возразила я.

— Он должен написать вам заключение.

— Но мне не нужно его заключение, мне нужен только снимок! — не унималась я.

— Такие у нас правила. Идите, девушка, и позовите следующего.

Вернувшись к кабинету травматолога, мне пришлось снова занять очередь. Все это длилось бесконечно долго, и к головной боли добавилось еще головокружение. Поэтому зайдя в кабинет, еще от двери я спросила:

— Доктор, что-то мне совсем плохо, голова очень болит, от травмы шеи может быть такая головная боль?

— От шеи — может. Садитесь.

Он открыл на компьютере мой снимок и задумался. Затем произнес ледяным голосом:

— Слушайте, ну все!

— В каком смысле все? — забеспокоилась я.

— В смысле плохи ваши дела. Оля, звони, здесь срочная госпитализация, — обратился он к медсестре.

«Интересно, это он про кого говорит, — подумала я. — Он сказал «здесь», а здесь сейчас только я».

— Доктор, я не решаюсь спросить, а госпитализировать-то кого? Меня?

— Ну не меня же! Вас, конечно! Я удивляюсь, как вы с такой травмой вообще до нас дошли!

— Я не шла, меня Владик привез.

— Это неважно, кто вас привез, Владик, Стасик… главное, сейчас вам успеть помощь оказать.

У меня не укладывалось ничего в голове, к фразам врача «срочная госпитализация» и «как вы сюда дошли» стали добавляться такие: «это очень опасно», «тянуть я бы не советовал», «хороший диагност вам поможет», «сейчас такие операции — не редкость» и две последние, которые меня добили окончательно: «отек спинного мозга» и «неплохая выживаемость».

«Черт, о какой он все больнице бубнит?» — начала раздражаться я.

— Доктор, послушайте, больница — это хорошо, точнее, для меня это сейчас ужасно. У меня завтра съемки в кино. Я ждала этого всю жизнь.

— Так мне «Скорую» вызывать или нет? — встряла в наш диалог сестра.

— Вызывайте, съемки подождут.

— Нет, не вызывайте, я не поеду.

— Как же вы понять не можете, вам надо лечь в отделение нейрохирургии, пройти обследование и прооперироваться.

— Обязательно, я так и сделаю, но позже. Выпишите мне мазь, и я пойду. Буду надеяться, что завтра все пройдет.

— «Завтра» может для вас уже и не наступить, — запугивал он меня.

— Дайте мне мой снимок, и я пойду.

— Во-первых, пишите тогда отказ от госпитализации; во-вторых, давайте диск, я вам скину туда снимок.

Пока я писала, он сокрушался:

— А ведь молодая, могла бы еще пожить.

От районного травматолога я вышла уже полутрупом. Плюхнулась рядом с Владом на стул, положила ему голову на плечо и заскулила, как щенок, скучающий по своей мамке.

— Любимая, что, плохо тебе?

— Да, но врач сказал, что недолго осталось мучиться. Если не сделаю операцию — отек спинного мозга и крышка гроба…

— Глупенькая, кто ж допустит этот отек! Ведь я рядом, любимая! Сейчас пойдем к Папяну, он разберется! Главное, что снимок сделали.

— К кому?

— Фамилия у мануала — Папян Айгаварт Вараздатович.

— Боже, как ты это запомнил? — Я даже улыбнулась.

— Где рентген, Фень?

— Он у врача в компьютере, нужен диск, он туда скинет.

Влад выругался на весь коридор и отправился на поиски диска. Вернувшись к Айгаварту Вараздатовичу, мы торжественно вручили выстраданный диск с результатом обследования. По выражению его лица я пыталась понять лишь одно — буду ли я жить? Есть ли у меня хоть один шанс?

— Ложитесь на кушетку, барышня. Я сейчас вам все исправлю. Поболит, может, дня три, но мазь я вам выпишу, мажьте и все пройдет. И полный покой! Полный, слышите меня? Никаких резких движений шеей.

— Я не умру?

— Умрете, а как же? Мы все умрем.

— Когда?

— Что когда, барышня?

— Сколько мне осталось, доктор?

— Польщен вашим доверием, но я не Господь Бог, ответить на этот вопрос вам не могу. И какие вы, актрисы, впечатлительные натуры. Всего лишь защемление, а вы уж и помирать.

— Врач из травмпункта сказал, недолго осталось…

— Не удивили. Там одни перестраховщики сидят. Не лечат, а только людей пугают.

Дальше Айгаварт Вараздатович провел несколько манипуляций с моей шеей, я пару раз ойкнула, один раз вскрикнула, и голова моя встала на место.

— Владик, милый, у