наставником, скорее даже наблюдателем. Наблюдателем свыше. Из того места, откуда виднее. Но никак не советчиком, учителем, а тем более ментором, к чьим словам нужно было прислушиваться буквально. Он говорил намеками, метафорами, иносказаниями. Его мог слышать только разум свободного счастливого человека. Разум Исая.

Исай поймал внутри себя желание увидеться снова. Не желание следовать собственным планам и устранить гнойный нарыв на теле общества, а именно желание вновь встретить Киру. Поначалу он объяснял это стремлением разгадать, что же все-таки пробудило в нем то самое переживание теплоты в предсердной области, но чем больше размышлял над случившимся, тем сильнее приходил к пониманию, что его объяснения недостаточны. Или, скорее, лживы. Для самого себя. Он все глубже ощущал, что ему просто нужно повторение того самого переживания, когда он увидел почти профиль девушки. В этом образе скрывалось что-то настолько нежное, грустное и счастливое одновременно, что вызывало и трепет, и страх в одном лице. Страх завязнуть, словно в патоке, и разглядеть собственные мушиные лапы.

Исай знал, что и в нем есть бациллы черного мрака, потому что никто из живущих не бывает чист, свободен и счастлив тотально. В каждом были болезнетворные частицы, все зависело от иммунитета, от стойкости и способности быстро понять, различить внутри себя эти чуждые жизни микропереживания и устранить их, подавить, разорвать на кварки, избавиться.

Конечно, он наврал Кире, что приехал к ней на авто. Подождал, пока та уйдет из ресторана, вежливо попросив у девушки оплатить ее счет. На ее лице появилось смущение, будто она впервые столкнулась с кем-то, кто хотел заплатить за ее обед. Увидев ее замешательство, Исай еще раз попросил ответить ему «да». Та слегка кивнула и боком, словно пытаясь все время казаться ниже, чем есть на самом деле, вылезла из-за стола. Ее движения еще раз напомнили Исаю, что она поражена вирусом несчастья очень глубоко и давно. Что ж, тем легче для нее будет проститься со всем тем, что называется жизнью.

Он шел к своему офису, чеканя каждый шаг, чувствуя, как они ритмом отдаются в его голове, словно мелодия марша. Громкого. Бравого. Величественного. В сознании возникали слова: «Шаг. Второй. Движенье. Мощь. Прочь с дороги, кто не смог. Каждым шагом воли к свету я вращаю всю планету».

Он повторял эту нехитрую фразу из пионерских речевок его детства, ускоряя и ускоряя свое движение. В голове были слова, а в сознании – что-то похожее на занозу, от которой, возможно, хотелось избавиться, ощущение было похоже на боль в груди, локальную, отграниченную, но она, эта боль, была такой нежной и освежающей каждый вдох, что невозможно было представить себе существование без нее.

Он стал догадываться, что происходило. С таким он столкнулся когда-то давно. В юности. В самой ранней. Ему было девятнадцать лет. Всего девятнадцать лет. Он был пацаном, который постигал эту жизнь, закопавшись в книжки. И тут появилась она. Медсестра из травмопункта. Исай получил перелом. Он упал на ровном месте и услышал, как щелкнул его указательный палец. Тот вывернулся в тыльную сторону ладони, и когда Исай поднял голову от земли, палец торчал прямиком ему в глаз.

У нее были завитые локоны и красивая улыбка, еще короткий халат, который едва доходил до середины бедра. А самое главное – запах, которым невозможно надышаться. Аромат, за которым хочется идти, даже если он зовет в пропасть. Если бы эта девушка тогда приказала убить мать, Исай бы убил. Он стоял перед ней не шевелясь, прятал ладонью другой руки свой изувеченный палец и молчал, расслабив нижнюю челюсть, словно был парализован навсегда.

Сейчас он выбросил из головы воспоминания, которые змеей проползли в его мозг, пытаясь сбить с такта и ритма шагов. Он вошел в офисное помещение и, не здороваясь ни с кем, направился в спортивный зал. Подошел к турнику. Взялся широким хватом. Раз – турник на мгновение у груди, выход на прямые руки, возвращение через перекладину. Снова: раз – перекладина, прямые руки, кувырок. «Раз!..» – командовал он себе мысленно. Он не считал количество повторений. С каждым выходом на руки он ждал, когда его голова наполнится разумом, отпустив все ненужные воспоминания. Он чувствовал, как работает его тело, как бьется сердце, повторяя ритм жизни, как кровь разносится в каждое мышечное волокно, он видел внутренним взором каждый эритроцит, несущий кислород в каждую клетку его организма. Он видел, как тот отдает его и несется снова к легким, чтобы забрать живительный О2 и снова принести в то место, которое его требует.

Исай повторял и повторял свои движения, пока рубашка на его теле не превратилась в мокрую тряпку. Наконец он спрыгнул со снаряда и, снимая с себя одежду, отправился в свой кабинет. Зайдя в персональную уборную, поморщился, глядя на душевую кабину. Просто умылся, несколько раз намылив под мышками, склонился над раковиной и поочередно поднес их под холодную воду, стал чувствовать, что напряжение, которое сжимало его внутри, отпускает.

В отдельном шкафу на такой случай у него было несколько новых рубашек. Он выбрал цвета шампань.

В кабинет вошла его помощница. Они давно приняли уговор, что Елена никогда не спрашивает его о самочувствии. Они поздоровались, Исай сел в кресло, на этот раз откинувшись на спинку и забросив ноги на стол. После того как начальник занял свое место, Елена тоже села у переговорного стола, расположенного перпендикулярно к столу Исая.

Он спросил, как справляется с подготовкой к новому шоу Аврора.

– Как всегда, прекрасно, – официально улыбнулась Елена. – Словно суперробот, который может невероятно точно изображать эмоции, – добавила она.

Исай кивнул. Аврора действительно подходила на роль как никто. Тысячи людей проникались ее голосом и ее отточенной в репетициях чувственностью. Исай понимал, что ни ему, ни Елене не по плечу такое. Остальных он в расчет не брал. Остальные могли работать только командой.

– Пойдем, посмотрим, – сказал он, взглянув на часы, которые носил на правой руке.

Аврора стояла у зеркала, она отрабатывала движения тела. Голос человека, который руководил процессом, звучал громко и настойчиво.

– Здесь, на слове «хрупкость», едва-едва на мгновение прикрой глаза. Не закрой, а прикрой. Ты не моргаешь, а посылаешь взглядом чувство защищенности и уверенности, которое должно наполнить твоих зрителей. Твое лицо будут показывать на мегаэкране. Вот! Так. Правильно! И тут же легкая улыбка. Легкая, я сказал, как будто ты с закрытыми глазами коснулась губами корки апельсина с обратной стороны. Ты не видишь его, твой нос выключен, ты не чувствуешь запах, ты просто чувствуешь шершавость