Я вспомнил тот же пример про кровь девственниц. Такие рубежники могут получить пару рубцов, да на этом останавливаются. Живут они в городе, присягнули на верность воеводе, поэтому им ничего не угрожает.

Я как это услышал, первым желанием было побежать к тому самому воеводе. Вот только стоило об этом подумать, как в голове слова старухи прозвучали: «Не высовывайся до поры, пока хист с телом не свыкнется». Да так мощно, что даже в висках закололо. Я понимал, что это такое. Хист мне подобным образом намекал, что это очень плохая идея и делать так не нужно. Понял, не дурак.

Хотя это меня и смутило. Григорий говорил, что каждому новому рубежнику надобно на поклон сходить. Вроде как прописаться. Так и так, теперь живу в вашем городе (населенном пункте). Если деревня, то к старосте, если городок — к воеводе, если столица — то уже от твоего ранга зависит. Понятно, что с одним-двумя рубцами тебя к князю не пустят.

Так почему же мне нельзя к воеводе? Ведь это логично. Приду, скажу, так и так получилось, теперь буду жить с вами. Не убьет же он меня?

«Он нет, а вот другие могут».

Мысль прозвучала в голове будто сама по себе. Я даже не понял, моя она или чужая.

Но подобное отрезвило. У старухи действительно были враги. Она сама сказала, да и бес обмолвился. Значит, лучше сидеть тише воды, ниже травы. Пока что-то не изменится. Что именно — да черт его знает. Точнее, даже Григорий не представляет. Но будем думать и наблюдать.

У меня всегда бывало, когда с какой-то мыслью свыкся, решил, что жизнь устаканилась, происходит нечто неприятное. Везение такое, я же бедовый, как говорила бабушка.

Вот когда я осознал, что нахожусь в городе в роли своеобразного нелегала, что здесь есть нечисть (недобрая и вполне нечего) и вроде бы в целом можно жить, как судьба подкинула новый фортель.

Я как раз доставил роллы в центр города и уже вышел, направляясь к машине. Когда увидел Его.

Ну, как увидел. Сначала меня придавило так, что чуть дышать не перестал. Сердце бешено забилось, виски вспотели и ноги стали ватными. Хиста такой мощи еще видеть не доводилось. Вот что значит кощей!

Эта мысль была простая и верная. Не моя, хистова. Он мне подсказывал, кто встретился на жизненном пути.Поэтому я ей доверился. Чуть оклемался и стал разглядывать рубежника.

Наверное, не скажи, что он из наших, и так можно было догадаться. Выглядел мужчина не старо, не больше лет тридцати, но уж очень несовременно. Черные волосы то ли мокрые, то ли гелем облиты. Так вообще сейчас кто-то делает? Уложены в пробор тщательно, словно он все утро этим занимался.

Несмотря на духоту, я вот к примеру, в одной майке, он оказался облачен в костюм-тройку. Это такой с жилеткой. Не знаю, может, рубежники подобной силы перепадов температуры не чувствуют. Или у него под пиджаком свой климат-контроль. Я уже ничему не удивлюсь.

Что меня поразило и восхитило — это выправка. Не у каждого военного офицера такую встретишь. Создавалось ощущение, что незнакомец проглотил кочергу. Глядя на него, я невольно выпрямил спину и постарался стать выше.

По поводу роста я тоже проигрывал. Кощей оказался почти под два метра. К тому же, не тощий, а весьма крепкого телосложения. Я помню, Григорий говорил, что многие рубежники за счет хиста свой облик меняют. Зачастую даже не вполне осознанно. Ну да, кто-то в зале корячится и грудку с рисом ест, а кто-то просто рубежник. Одному все, другому ничего.

В руках кощей держал плоскую каменную табличку, всматриваясь в нее, как в планшет. Я запоздало вспомнил, как мне бес рассказывал про старинный способ передачи информации, который был до телефонов. А чего, здесь абонент не абонент, что ли? Или он не доверяет?

Кощей внезапно убрал табличку в карман. Ага, вот этот плоский кусок камня размером с небольшой планшет натурально в карман. Внутренне я понимал, что ничего особенного не произошло. Просто впервые видел, как устоявшие законы физики самым наглым образом игнорировали.

А потом кощей поднял голову и меня обожгло жарким льдом его изумрудных глаз. Я чувствовал себя дураком, который смотрит на солнце. Знает, что нельзя, иначе испортит зрение, но ничего с этим сделать не может.

Незнакомец поколебался и медленно направился ко мне. Шел он неторопливо, сильно припадая на правую ногу. Каждый шаг вызывал гримасу боли на его красивом, но при этом бледном и будто мертвом лице. А я так и стоял, облокотившись на стену дома.

Что я чувствовал? Не знаю, наверное, конец. Хист не кричал, вопил о смертельной опасности. Да я и сам понимал, что этот кощей пришел по мою душу. Хотя видел его впервые в жизни.

Все, на что меня хватило — запустить руку в рюкзак и нащупать нож.

Глава 8

Что там говорят, перед смертью вся жизнь перед глазами пролетает? Наверное, жизнь у меня была так себе. Потому что вспомнились не самые яркие моменты или фрагменты из детства. А как мы с Витьком Костромой дежурили по столовой и после ужина жрали как не в себя сухофрукты из компота.

Помнил, будто вчера было. Ели молча, быстро, компот тек по локтям. А мы, два оголодавших после учебки хорька, жрали так, что за ушами трещало.

Наверное судьба решила, что у меня недостаточно светлых воспоминаний. Потому щедро позволила мне сегодня не умирать.

Кощей прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания. Словно Матвея Зорина вовсе не существовало. Хотя, для него так и было. Подумаешь, дурной ивашка с одним рубцом, мудро прикрытый кулоном. Так капитан корабля вглядывается в идиота на надувном круге, который оказался в открытом море.

А еще я запоздало понял, что не смог бы ничего сделать. Потому что отмер только тогда, когда кощей удалился шагов на двадцать. Медленно, все так же хромая.

Я же стоял, прижав рюкзак и нож к груди. И обтекал потом. Не потому, что было слишком душно. Хотя это тоже. А от ощущения чужого хиста, который обдал жаром.

Незнакомец уходил неторопливо. По-другому он не мог бы из-за своей больной ноги. Что, кстати, тоже странно. Бес говорил, что хист лечит человека, который им управляет. Какая же мерзость произошла с этим кощеем? Если уж он за десять рубцов перешагнул, а не мог себя исцелить.

Но первое знакомство с элитой рубежников меня потрясло.