— Все, хватит о гоблинах. Замяли, ребята, замяли…

А потом в Вересковицы пришли солдаты — большой отряд в несколько сотен человек, а вместе с ними несколько священников, которых в здешних краях раньше не видели, в когда-то, наверное, красных рясах, которые со временем превратились в бледно-рыжие. Назвались братьями ордена Рассвета.

Гоблины знают, что им не одолеть наших воинов в честном бою, говорили они собравшимся вокруг людям. Чтобы отомстить, их шаманы наслали на ваши земли проклятие. Но король добр и хочет помочь своим новым подданным. Мы привезли с собой браслеты, выкованные колдовским молотом эльфийского короля Диана. Ройс Золотой победил Диана в битве, отнял у него молот, и с тех пор в Венардии им куют браслеты судьбы. Носящего такой браслет обходят стороной любые болезни, несчастья и злое колдовство. Его Величество Карл прислал такие и вам, чтобы защитить вас…

Священник поднял руку и показал всем поблескивающий покрытый узорами золотистый обруч, свободно болтающийся на худом предплечье.

— Взгляните, добрые люди, такие же есть и у меня, и у моих братьев. Не бойтесь! Подходите и берите свои браслеты судьбы!

Мартин уже потом понял, что должен был заподозрить неладное. Слишком слащаво улыбались священники, протягивая поселянам темные тонкие обручи, слишком усердно подталкивали тех, кто колебался, солдаты. Сразу же кто-то испуганно закричал — браслет слишком сильно сжал руку и снять его оказалось невозможно. Братья ордена Рассвета бросились к нему, стали уговаривать, твердили, что бояться нечего, что так и должно быть. Под шумок кто-то попытался улизнуть, но его поймали и пинками загнали назад в очередь.

Подошел черед Мартина; священник достал из позвякивающей кожаной сумки браслет и жестом приказал протянуть руку. Он подчинился. Было немного страшно, особенно когда медный обруч, достаточно широкий, чтобы в него свободно прошла кисть, вдруг как будто стал меньше и плотно обхватил запястье. Но хотя бы не больно, и то хорошо.

Потом какая-то женщина заупрямилась, наотрез отказываясь надевать браслет. Солдаты уже явно теряли терпение и готовы были вмешаться, но один из орденских братьев снова принялся мягко упрашивать ее, а потом приказал одному из венардийских стрелков разрядить в него свой арбалет.

— Смотрите, смотрите все, — пригласил священник. — Хью, подойди ближе. Да, пяти шагов достаточно… А теперь — стреляй!

У того в последний момент дрогнула рука или, может, произошло что-то еще, только арбалетный болт прошел мимо, а священник с улыбкой посмотрел по сторонам.

— Видите? Бояться нечего. Браслет оградит вас от любой беды.

Когда со всем было покончено, братья ордена Рассвета ушли. Солдаты — нет. Они разбили лагерь вокруг деревни, выставили караулы. На растерянные вопросы отвечали, что волшебство браслетов действует только в Вересковицах, и что ради безопасности самих же поселян покидать деревню запрещается.

— Так сколько нам здесь сидеть? — принялись возмущаться люди.

— Сколько понадобится! — зло сплюнул капитан венардийцев, сменивший Венделла, отряд которого ушел вместе со священниками. — Вам же добра хотят, чурбаны безмозглые!

Нужно было догадаться — эта мысль потом билась в голове у Мартина, когда он метался в бреду. Нужно было догадаться. Нужно было…

Спустя два дня, рано утром, вдруг вспыхнул один из домов. Разбуженые отчаянными криками люди высыпали на улицу, и тут же раздались новые крики — кто-то упал и сломал ногу. На это сперва не обратили внимание. Жители Вересковиц бросились к колодцу. Мичил успел первым — поскользнулся, ударился о каменный оголовок, упал и больше не шевелился. У него оказалась свернутой шея.

Люди в панике метались по деревне. Кто-то все-таки смог набрать воды, побежал было к пылающему дому. Взмахнув рукой, не удержал тяжелое деревянное ведро — оно ударило в голову бегущего следом.

Снова крики, страшные крики боли и ужаса. Из пылающего дома, шатаясь, появилась объятая пламенем фигура. Те, кто толпился вокруг, не успели отскочить и огонь с внезапно налетевшим порывом ветра перекинулся на них. Мартин, который застыл посреди улицы, растерянный и перепуганный, успел увидеть, как пламя перебирается на покрытую дерном крышу соседнего дома, а потом в один момент накатила волна жара, головная боль, такая сильная, что перед глазами все поплыло, мышцы свело судорогой и он упал. Попытался приподняться — и не смог. Его трясло так, что руки разъехались в стороны, не в силах поддерживать вес тела, и он опять уткнулся лицом в пыль.

Потом Мартин обнаружил себя уже дома, лежащим на циновке, с куском мокрой ткани на лбу. Сил пошевелиться не было. Да что пошевелиться, даже звук издать. Пить хотелось страшно, прямо перед ним на полу стоял кувшин, до краев, он был уверен, заполненный вкусной ледяной водой, а он не мог протянуть руку или попросить напиться.

И голоса. Голоса родителей, понял Мартин и обрадовался, что те живы. Их браслеты уберегли. А всех остальных? Что вообще произошло? Что..?

— Нас обманули, Мойна. Всех обманули. Чтобы их небо прокляло!

— Эван…

— Пока мы до их лагеря дошли, двое по дороге рухнули. Трясучая напасть, как у Мартина. А капитан этих сволочей к нам вышел и давай орать. Говорит, нужно было с самого начала силой

на вас всех одеть браслеты и вся недолга. Орденские вам соврали, говорит. Браслеты беду отводят, только не от нас, понимаешь? Они парные, оказывается. Медные, как наши, и золотые. Зло, которое золотые браслеты отводят, к нам и липнет!

Мать ахнула.

— Ублюдки венардийские нацепили золотые браслеты на своих солдат, которые сейчас на юге дерутся. Не думаю, что их там трясучка косит или они головы себе о колодец разбивают, скорее просто тот, на ком был браслет Мичила, должен был погибнуть в бою.

— Что же с Мартином будет? — встревоженно спросила она. Отец помолчал.

— Раз не умер, уже хорошо, — сказал он наконец. — Может, это считается за рану или еще что-то в этом роде. Я вот, видишь, всего-навсего руку обжег. Ты вообще, слава небу, невредимой осталась… Капитан этот, скотина, стыдить еще нас вздумал. Вы, мол, ублюдки неблагодарные, раз не желаете помочь королевским войскам в войне. Мы вас освободили, а вы… Старая песня. Говорит, чтобы снять эти треклятые штуки и не пытались, все равно не выйдет, разве что руку отрубить. Зато тем, говорит, кто выживет, королевское прощение будет. Позволят снова птицу ловить, поля возделывать, и…

— Да пусть подавятся своим прощением! Я готова всю жизнь гоблинский хлеб есть, лишь бы Марти выжил!

Он умудрился разлепить запекшиеся губы.

— Простите, я… простите.

К нему кинулись, приподняли, дали напиться.

— Все хорошо. Все будет хорошо, сынок. — повторял отец снова и