Шрифт:
Закладка:
Невиданная удача Ирода Агриппы возбудила зависть в сердце его родной сестры Иродиады, бывшей замужем за тетрархом Галилеи Иродом Антипой. Приступив к своему мужу, Иродиада стала говорить ему: «Как ты можешь, Ирод, сносить это унижение? Ведь это ты, приемник отца своего на троне, должен был получить царскую власть, которая досталась Агриппе. Неужели ты допустишь, чтобы человек, в течение многих лет гонимый и презираемый всеми, теперь так возвысился, чтобы повелевать тобой?»
К этому Иродиада прибавила много других слов, и в конце концов, понуждаемый ею, Ирод Антипа в 39 г. отправился в Рим, чтобы постараться очернить Агриппу в глазах императора, а заодно приобрести для себя каких-нибудь новых владений. Однако планам его не суждено было исполниться. Ирод Агриппа, извещенный о поездке своего дяди, немедленно предпринял ответные меры и послал вслед за ним в Рим своего вольноотпущенника Фортуната. Фортунат прибыл к императору как раз в ту минуту, когда он беседовал с Иродом Антипой, и передал ему письмо от Агриппы. Царь сообщал в нем, что Ирод, вступив в тайные переговоры с врагом Рима парфянским царем, готовится передаться под его власть. Агриппа писал также, что в арсеналах Ирода Антипы хранятся 70 тысяч мечей, предназначенных для того, чтобы вооружить ими восставших иудеев. Когда Калигула прочитал об этом, он пришел в беспокойство и стал расспрашивать тетрарха о его делах, а потом спросил: «Правда, что ты хранишь в своем дворце вооружение для 70 тысяч воинов?»
Ирод смутился, но, понимая, что утаить это оружие, коль скоро о нем стало известно императору, уже нельзя, почел за лучшее сознаться, что это действительно так. Смущение и испуг князя не укрылись от глаз Калигулы, и он окончательно поверил в виновность Ирода Антипы. Не пряча уже своего гнева, он воскликнул: «Теперь мне понятно, почему ты наговариваешь на моего друга Агриппу! Ты злоумышляешь и против него, и против меня, и против всего римского государства! За твои происки ты заслуживаешь смерти, но, на твое счастье, ты не успел еще наделать большого зла, поэтому я ограничусь ссылкой!» И император немедленно отнял у Ирода Антипы все его земли и сослал на окраину своей империи, в Испанию. Его владения и все его богатства получил Агриппа, еще раз доказавший, как думал Калигула, свою верность Риму и ему лично.
Тогда же между иудеями, проживавшими в Александрии, и александрийскими греками произошла сильная распря. Греки, не зная, как им получше уязвить своих врагов, пожаловались императору на то, что иудеи отказываются воздавать ему божественные почести. Дескать, все подданные империи воздвигают в честь Гая алтари и храмы и всюду почитают его как живого бога, одни только иудеи считают для себя постыдным ставить императорские статуи и клясться его именем.
Калигула был разгневан этим известием и послал в Иерусалим наместника Сирии Петрония, повелев ему водворить в Иерусалимском храме его статуи. При этом император дал наместнику такой наказ: в случае какого-либо сопротивления со стороны иудеев самих противоборцев убить, а весь остальной народ продать в рабство. Петроний тотчас выступил из Антиохии и вторгся в Иудею, имея при себе три легиона воинов. Наместник еще был в пути, а весть о святотатственном приказе уже распространилась среди иудеев. С женами и детьми они собрались в большом количестве на равнину вблизи Птолемаиды и трогательно умоляли Петрония пощадить их отечественные обычаи. Огромное число просящих и настойчивость их просьб произвела на него такое впечатление, что Петроний оставил в Птолемаиде войско и статуи, а сам отправился в Галилею. Он созвал весь народ и влиятельных лиц в Тивериаду и здесь попытался доказать им, насколько несправедливо и неразумно их желание. Все подчиненные народы, говорил Петроний, уже поставили в своих храмах рядом с изображениями богов также и статуи императора. Если теперь евреи, одни из всех, будут сопротивляться такому порядку, это будет равносильно почти что бунту, связанному вдобавок с оскорблением личности императора.
В ответ на его доводы иудеи ссылались на их древний закон и предания отцов, которые запрещают ставить не то что человеческие изображения, но даже божественную статую, и не только в храме, но и вообще в каком бы то ни было месте страны. Петроний им возразил: «В таком случае и я должен исполнить закон моего повелителя, иначе, если я ради вашего благополучия, нарушу его, я сам, и вполне заслужено, погибну. С вами буду сражаться не я, а тот, кто меня послал». На это весь народ воскликнул: «Мы готовы умереть за закон». Изумленный Петроний спросил их: «Так вы что же, хотите вести войну с императором?» Иудеи отвечали: «Дважды в день мы приносим жертвы за императора и римское государство, но если принцепс не желает довольствоваться этим, а хочет еще поставить в нашем храме свои статуи, то он должен прежде принести в жертву весь иудейский народ. Мы со своими детьми и женами готовы придать себя закланию».
Когда Петроний увидел несокрушимое благочестие иудеев, им овладели удивление и сострадание. То просьбами, то добрыми наставлениями, то угрозами и напоминаниями о могуществе римлян он снова и снова пытался воздействовать на иудейских начальников. Но когда все это не привело ни к какому результату, Петроний решил отступить. Он вновь созвал народ и сказал ему: «Я решил рискнуть и с Божьей помощью постараться еще раз разубедить императора. Тогда я или буду вместе с вами радоваться вашему спасению; или же вместе с вами разделю его гнев». После этого он уехал из Птолемаиды и увел свои легионы. Добравшись до Антиохии, Петроний отправил Калигуле письмо, в котором сообщил, что исполнить его приказ можно лишь одним способом, а именно – придав весь иудейский народ поголовному истреблению. Поэтому Петроний советовал Гаю отменить свое распоряжение. Император был страшно разражен нерадивым отношением к его приказу и отправил Петронию резкое письмо, угрожая наместнику смертью. Однако доставщики этой депеши были на целых три месяца задержаны в море сильными бурями. Между тем в Антиохию прибыли другие посланцы, которые принесли известие, что Гай Калигула убит в Риме заговорщиками.
Следующий римский император Клавдий так же
