Морифинвэ отпустил брата. Развернул к себе. Меч в его руке бледно сиял в свете звёзд. Единственный из всех, клинок Карнистира не был слиянием стали и золота: рукоять ковалась из чернёного серебра с крупным морионом вместо рубинов.

— Ты же дал Клятву, — серьёзно сказал Морьо, смотря на брата с непониманием.

— Но я теперь не имею права её исполнять.

Повисло молчание. Эльфы смотрели друг на друга, не находя слов.

— Иди спать, Тэлеро, — бросил, отворачиваясь, Морифинвэ, — завтра с утра предстоит много работы. А тебе ещё жену ублажать.

Тьма стала совсем непроглядной. Задрожала слезами в глазах. Тэлуфинвэ, опустив голову, поспешил в свою каюту. Наверное, это чувство и есть… Отчаяние.

***

Впереди показалась тонкая полоска земли. Почти неразличимая во мраке даже для эльфийского зрения, она разрасталась, обретала едва заметные очертания.

Туркафинвэ стоял на носу корабля и гладил Хуана по холке. На поясе висел меч, который всегда был для беловолосого Феаноринга символом предательства того, что он любил. Но, с чем не поспорить, меч хорош. Он красивый, изящный, яркий, почти невесомый и острый. Мягко ложится в руку. Им легко убивать. А что ещё от него может быть нужно?

Туркафинвэ всегда считал своим основным оружием лук. И сейчас, стоя на палубе, наблюдая приближение суши, ждал, когда сможет выпустить стрелу, чтобы острый наконечник вонзился в прибрежные скалы.

***

Вот он — конец морского пути? Это… Всё?

Феанаро не спешил выходить из каюты и радоваться вместе с остальными. Земля уже близко, и это точно Средиземье, а не встречный островок.

На столе, отражая пламя свечей, лежал меч. Огонь слился воедино в отполированной стали, и крохотные пляшущие на фитилях оранжевые язычки теперь казались бушующим пламенем.

Взяв клинок в руку и повернув его, Феанаро увидел, как отражения огней вытянулись, словно обвив лезвие огненной нитью, как вьюн обвивает ствол дерева.

Игра пламени в металле завораживала и отвлекала от тревожных предчувствий. Военный поход начинался во имя добра и света.

И чем он всё больше оборачивался?

***

Клинков было много, очень много. Рианаро пересчитывал вооружение армии больше для себя, чем ради помощи другу-королю. Количество почти одинаковых мечей ужасало, очень некстати вспоминалось, как в далёком светлом прошлом эльф развлекал маленькую сестру, нумеруя цветы в саду. Их количество пугающе напоминало число смертоносных лезвий, сердце сжималось сильнее. Магнолии тоже на первый взгляд выглядели одинаково, и, лишь присмотревшись очень внимательно, можно было разглядеть индивидуальность каждого цветочка — у этого лепестки длиннее, у этого кончики ярче, а здесь больше белого, у того с краю оттенок ближе к сиреневому, а этот — нежно-розовый. Если захочешь, заметишь многое.

Если захочешь.

Мечи для армии тоже отличались. Те, что делал сам Феанаро Куруфинвэ, выглядели изящно, словно королевские венцы, казались украшением для дворцов, идеально лежали в руке. Оружие, созданное другими мастерами, очень напоминало клинки короля, однако было иным.

Разница между мечами существовала, но становилась видна лишь при внимательном рассмотрении. А бросишь беглый взгляд — это просто аккуратно сложенные, готовые для битвы клинки. Все одинаковые. Существующие для одной лишь цели. А после её достижения все они и вовсе станут не нужны.

Просветлённый разум

«Ты хочешь вернуть время назад? Твой народ мечтает об этом. Хочешь увидеть, как песок и вода в часах поднимаются вверх? Это ведь главное желание каждого аманэльда. Что ты готов отдать за это, их венценосный собрат? Способен ли смотреть на прозрачные колбы и плакать от несбыточного желания так же, как они? Ответь сам себе, эльф. Ответь честно».

И Арафинвэ ответил.

«Да».

На самом деле, он не хотел ничего. У младшего сына Финвэ, увидевшего мир по-новому, было всё, что нужно, и даже много больше — ощущение наполненности души неописуемым восторгом и счастьем от прощения и любви Валар, однако Владыки, судя по всему, хотели слышать согласие, поэтому каждый раз из уст Арафинвэ снова и снова звучало одно и то же.

«Да».

Майэ Илмариэ часто появлялась рядом: то на балконе, с которого тьма над Валинором казалась ещё более всеобъемлющей, то в коридорах, наполненных историей Арды, то в гостевых покоях, напевая о главном и осторожно напоминая о второстепенном — необходимости еды, воды и сна.

«Надежду ты потерял? — снова и снова спрашивала помощница Варды, возникая рядом звёздным миражом. — Думаешь, что проиграл?

Всё не так, и веры нет в себя,

Из-под ног ушла земля?»

Сверкающий вихрь небесных искр во тьме шёлковой ткани завораживал, заставлял видеть только дивное сияние, не замечая даже прекраснейшей лепнины на стенах, ажурных балконов и прилетающих то и дело исполинских златопёрых орлов. Майэ была неописуемо красива, только рассмотреть её лицо тоже не удавалось. Но Арафинвэ не хотел и этого. Очарованный эльф не желал ничего сверх того, что уже имел. Ничего сверх света.

Майяр Эонвэ и Алатар порой встречались во дворце Манвэ, а помощники Вала Оромэ безмолвными тенями мелькали среди скульптур. Они могли рассказать много важного, однако третий сын погибшего короля знал — дела Айнур эльфов не касаются, поэтому, если сами Владыки не обращаются к подопечным, не стоит привлекать их внимание ни радостью, ни печалью, ни любопытством.

«Стал врагом твой лучший друг,

Так жесток весь мир вокруг!

Не спеши надежду терять.

Свет воссияет в душе опять!

Не дай злобе затуманить взгляд.

Ни к чему слова, если нет пути назад».

Илмариэ пела. Даже когда её не было рядом, дивный голос будто бы звучал эхом, окружённым мерцающим вихрем чёрно-сине-фиолетового шёлка. И звёзды, звёзды, звёзды…

Свет… Только свет.

Коридоры дворца казались бесконечными и слишком прекрасными для взора всего лишь эльфа. Младший сын убитого нолдорана удивлялся, почему не понимал раньше, насколько ничтожно даже самое высокое мастерство аманэльдар в сравнении с творением Валар. Неужели кто-то действительно верит, будто тирионский дворец красивее твердыни на Таникветиль?

Слепцы! Глупцы, кого гордыня лишила зрения и разума! Есть ли для них надежда на обретение мудрости?