Шрифт:
Закладка:
— А ты сам что, не можешь определить?
— Это я музыкой не называю, — важно промолвил Достабль. — Вот когда я был молодым, у нас была настоящая музыка, с настоящими словами. Типа: «Вот кто-то с горочки скатился, наверно, милый мой напился».
Асфальт снова посмотрел на «&Ы».
— Ну, ритм у них есть, под него вполне можно плясать. Но в них нет ничего особенного. То есть люди просто смотрят на них, и все. А когда выступает «Рок-Группа», они уже ничего не видят.
— Ты прав, пожалуй, — согласился Достабль и оглянулся на сцену.
Между свечами стояли музыкальные ловушки.
— Пойди и скажи им, чтоб готовились. Кажется, у этой группы кончились идеи.
— Гм, Бадди?
Он оторвал взгляд от гитары. Другие музыканты настраивали свои инструменты, но ему, как он понял, этого не требовалось. Он и не мог ее настроить. Колки не крутились.
— В чем дело?
— Гм, — повторил Золто и махнул рукой Утесу, который, глупо улыбаясь, достал из-за спины мешок.
— Это… мы тут подумали… то есть все вместе… — нерешительно начал Золто. — Мы видели, как ты переживал, ты сказал, что починить ее невозможно, но в этом городе есть люди, способные на все, и мы начали расспрашивать, мы же видели, сколько она для тебя значила, в общем, на улице Искусных умельцев нашелся человек, который взялся ее сделать, хоть это и стоило Утесу очередного зуба, в общем, вот она, ведь ты был прав, мы на самой вершине только благодаря тебе, и мы знаем, что она значит для тебя, так что это своего рода благодарственный подарок, ну, что стоишь, отдавай же!
Утес, который опустил руки, когда вступительное слово гнома слишком затянулось, протянул мешок озадаченному Бадди.
Между двумя занавесками из мешковины просунулась голова Асфальта.
— Ребята, нам пора на сцену, — сказал он. — Пошли!
Бадди положил на пол гитару, открыл мешок и стал вынимать из него куски бумажной обертки.
— Она даже настроена, — услужливо подсказал Золто.
На землю упал последний кусок обертки, и арфа ярко засверкала на солнце.
— Эти умельцы творят настоящие чудеса. Берут обычный клей… и вот, — сказал Золто. — То есть ты сам говорил, что в Лламедосе не осталось ни одного мастера, а здесь, в Анк-Морпорке, можно сделать почти все.
— Ребята! — В щели снова появилась голова Асфальта. — Господин Достабль говорит, что вы должны выходить, зрители уже начали бросать всякие штуки!
— Я не больно-то разбираюсь в струнных инструментах, — пожал плечами Золто. — Но я провел по ней пальцами. Звучит… очень приятно.
— Я… я просто не знаю, что и сказать, — пробормотал Бадди.
Скандирование походило на удары гигантского молота.
— Я… выиграл ее, — улыбнулся Бадди, погружаясь в свой маленький уютный мирок из воспоминаний. — Благодаря песне. Про одного паренька по имени Джонни. Работал над ней всю зиму. Она о доме… понимаете? И о том, как тяжело покидать его. О деревьях и траве. Жюри очень понравилась эта песня. Мне даже сказали, что лет через пятьдесят я, возможно, научусь понимать музыку.
Он прижал арфу к груди.
Достабль с трудом пробился к Асфальту сквозь толпу музыкантов.
— Ну? Где они?
— Сидят и разговаривают, господин Достабль.
— Ты толпу слышишь? — спросил Достабль. — Они требуют музыку Рока! И если они ее не получат… в общем, пусть лучше получат, понял? Нет ничего плохого в том, чтобы немножко подождать, но… Я хочу, чтобы они вышли на сцену немедленно!
Бадди смотрел на свои пальцы. Потом поднял бледное лицо и поглядел на слонявшихся неподалеку музыкантов.
— Эй, ты… с гитарой… — хрипло произнес он.
— Я?
— Дай-ка ее мне!
Все начинающие анк-морпоркские музыканты относились к «Рок-Группе» с благоговейным трепетом. Гитарист протянул Бадди свой инструмент с таким выражением на лице, словно к нему с просьбой снизошел святой.
Бадди внимательно осмотрел инструмент. Это было одно из лучших творений господина Фендера.
Бадди взял аккорд.
Гитара звучала так, словно струны ее были сделаны из свинца.
— Так, ребята, в чем проблема? — осведомился подскочивший Достабль. — Шесть тысяч ушей ждут, когда же их наконец заполнят музыкой, а вы тут торчите?
Бадди вернул гитару музыканту и повесил на шею свою собственную. Затем взял несколько нот, которые, казалось, засверкали в воздухе разноцветными искорками.
— Но на этой я играть могу, — удивился он. — Да, могу.
— Хорошо, отлично, так иди и играй, — поторопил его Достабль.
— Эй, кто-нибудь, дайте мне гитару!
Музыканты, отталкивая друг друга, кинулись к Бадди со своими инструментами. Он взял пару из них на выбор и попробовал что-нибудь сыграть. Звук был не просто фальшивым. Назвать его фальшивым было бы высшей похвалой.
Путем нанесения очень сильных ударов по головам конкурентов делегация Гильдии Музыкантов расчистила для себя место у самой сцены.
Господин Клеть со злостью во взгляде воззрился на подмостки.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он. — Обычная чепуха. Все то же самое. Ничего, кроме шума. Что в нем хорошего?
— Мы еще не слышали главной группы, — ответил Губошлеп, который уже дважды чуть не затопал в ритм ногами. — Э-э… А нам точно стоит…
— Мы имеем на это полное право, — перебил его Клеть и оглядел ревущую толпу. — Там какой-то мужик торгует сосисками. Кто-нибудь хочет? Сосиску? — Члены Гильдии дружно закивали. — Сосиску? Так. Нам три со…
Публика аплодировала. Причем совсем не так, как аплодирует нормальная публика — когда аплодисменты появляются в одном месте, а потом распространяются по всему залу. Здесь аплодировали все одновременно, так же одновременно все открывали рты и орали.
На сцене появился Утес. Он расположился за своими камнями и бросил полный отчаяния взгляд за кулисы.
Вышел Золто и прищурился от яркого света.
Этого оказалось достаточно, чтобы толпа взвыла еще громче. Гном повернулся и сказал что-то, но его слова невозможно было разобрать из-за воплей. Потом он замолк, видимо чувствуя себя несколько неловко, и аплодисменты постепенно стихли.
Пошатываясь, словно его кто-то подталкивал, на сцене появился Бадди.
До этого момента господин Клеть считал, что толпа вопит очень громко, но только сейчас он понял, что это было всего лишь одобрительным бормотанием.
Рев все не стихал и не стихал, а юноша просто стоял на сцене, опустив голову.
— Но он же ничего не делает! — прокричал Клеть в ухо Губошлепу. — Они аплодируют и орут, потому что он ничего не делает?!
— Не знаю! — прокричал в ответ Губошлеп. Со всех сторон их окружали потные, орущие, голодные лица. Делегация Гильдии Музыкантов ощущала себя сборищем атеистов, случайно забредших на святое причастие.
Аплодисменты не стихали, а когда Бадди
