Теперь принявшие майора за безумца или пьяницу расхохотались по-настоящему. Понимавшие же, что он трезв, глядели на него не без страха.

Сергей Бесхвостов освежил губы святым питием из ковша, погладил бритый подбородок, бережно, словно сокровище, повернул багровый нос и пряди волос навстречу ветру; затем внезапно ударил себя кулаком в грудь. Ударил с такой силой, что сам пошатнулся и чуть не свалился с бочки. Пролил остатки вина на окружавших его любопытных.

— Слушайте же хорошенько, православные, железного разумника по имени Бесхвостов. Ибо вижу, что многие из вас хотели бы мне поверить, да мешает им смех. Другим же, вижу, и верить-то не хочется, да не могут иначе, ибо ведают всем известную истину, что с языка Сергея Бесхвостова за всю его жизнь не слетело ни слова лжи. Господь да хранит и вас, братья, от греха! Посему же прошу с покорством и этих, и тех навострить слух словам моим навстречу, дабы уразуметь из них, что к чему. Случалось ли вам слышать правдивый рассказ о шведском короле Каролусе?.. Отлично, ежели случалось! Ибо то был, братцы, воистину великий король! Не давайте снова волю глупому смеху и не подмигивайте мне со снисхождением, а лучше послушайте терпеливо. Ибо кто глядит с терпением в уста испытанным старцам, тот не сделает ложного шага в дальнейшей жизни. Да и спешить вам покамест некуда, ибо его царское величество менее двух часов под своим балдахином в соборе не отстаивает. Так вот, король Каролус со своим войском разгромил и датчан, и ляхов. Едва появлялся тот король на поле брани, и от его дыхания всяк живой неприятель либо утекал со всех ног, либо прощался с жизнью. Не раз громил он нас, российских воинов, и требовал с державы нашей дань. К его советам склоняли слух и Османы, и татарские ханы, и немцы, и англичане, и французы, и голландцы, и иные племена. И все обхаживали его, задабривая со всех сторон, страшась его гнева. Ибо прогневить его означало попасть в беду, да в самую страшную! Вот каков был, братцы, король Каролус Шведский. Говаривали иные, что водил он с красотками шашни. Может, то и правда. Кто ныне до постельной сласти не охоч? Говаривали еще, будто был он спесив и жаден к славе. Но кто из живущих с этой слабостью не знаком? Господь милостив и всех простит. Только Каролус Шведский был таким храбрым воином, что спешил повсюду с отверзтой грудью навстречу нулям, и пули разбивались о грудь его и падали на землю. И сабли не боялся тоже. Ты бросался, чтобы его срубить, он же хватал твою саблю за клинок, Вырывал ее у тебя из руки и отбрасывал прочь, словно детскую игрушку. Счастливейшим среди королей был Каролус, да славится вовеки его имя! И умер он тоже не так, как любой смертный, на смертном одре, вздыхая и отдавая по капле душу. Он пал смертью храбрейших из храбрых, стоя! Осаждая норвежскую крепость Фридрихсхалл, король поехал проверять войско со своим генералом Мигретом. Проехал тут, проехал там, отдал приказания, как полагается монарху на войне, поучил своих офицеров уму-разуму. И здесь, видно, было написано ему на роду принять кончину — прилетело к нему со свистом ядро в полфунта весом. Ударило оно короля в голову. И кончился на месте великий король. Успел только схватиться за рукоять сабли, да так и застыл. Если бы успел еще выхватить саблю, может, и отогнал бы от себя безносую, но она в тот раз оказалась проворнее. — Сергей Бесхвостов снова освежил губы остатками влаги из своей посудины. — Так поняли вы, люди добрые, каким великим королем был Каролус Шведский? И мните, что не нашлось на свете царства, дерзнувшего ему воспротивиться? Дерзали-то многие, да что толку? Но вот поднялся, и протер светлые очи, и выпрямил стан свой его величество Петр Алексеевич, храбрый наш царь. И когда схватил он за ворот его величество Каролуса, и когда поднял его в воздух могучими руками, его величество Каролус только икнуть и успел. И этаким манером, шаг за шагом, очистили мы державу нашу от неприятелей и честно возрадовались. А теперь скажите, православные, какой такой богатырь подсобил Петру Алексеевичу, царю нашему, рукава засучить да шведа поколотить? Тем богатырем был я сам, Сергей Бесхвостов, ставший первым солдатом славного Преображенского полка. Без меня не охватила бы Каролуса икота и не склонил бы перед нами голову ныне Фредерик-король. Памятуя о том, Петр Алексеевич в один из дней призвал искуснейшего ваятеля своего Растрелли и приказал, показывая на меня: «Видишь сего героя? Сей — десница моя и сила моя во всех войсках, и следует его обессмертить». Растрелли подумал немного и повел меня в свой дом. Снял с меня мерку и отлил рядом со мною второго Сергея Бесхвостова, из чистого железа, людям в вечную память...

По толпе пронеслось волнение и шепот, словно ветерок над волной. Болтовня Бесхвостова, судя по всему, не скоро должна была прийти к концу. Толпа стала расходиться среди смеха и толкотни.

Княжна Мария Кантемир тоже пыталась высвободиться из обступившего ее простонародья, но людское множество держало ее крепко. Сердито ворча, княжна подобрала широкие юбки, запачкавшиеся в пыли. Войдя в помещение сената, отец ее, Дмитрий Кантемир, велел ей остаться неподалеку, присматривая за младшими. Когда царь со свитой двинется к собору, им надлежало присоединиться к крестному ходу, ибо предстоит не только молебен, но также иные действа, достойные величайших событий века. Княжна оставалась на месте и ждала, обмениваясь редкими замечаниями с другими петербургскими боярышнями. Когда же она снова посмотрела туда, где стояли младшие княжата, тех уже не было на месте.

Мария крикнула слугам и капитану Брахэ. Бросилась и сама на поиски заблудившихся. Так она попала в потоки толпы, приведшей ее к собору, но ребят и там не нашла. Княжне еще повезло попасть под охрану какой-то бойкой дамы, которая несколько защитила ее в необузданной толкотне и постаралась успокоить безудержными потоками своей болтовни.

Женщина оказалась Варварой Михайловной Арсеньевой, свояченицей фельдмаршала Александра Даниловича Меншикова, малая ростом, некрасивая и горбатая, она была, как многие полагали, наделена немалым умом, образованностью и коварством. Ее мудрые суждения расцветали и давали плоды не только в меншиковских палатах, но также у царицы