причем удивленные федералы поначалу не понимали, что перед ними целый корпус Юэлла. В густом подлеске и плотных сосновых зарослях войскам Союза было практически невозможно развернуться и сформировать стройные линии или воспользоваться преимуществом своей превосходящей артиллерии, но генералы Союза Гувернер Кембл Уоррен и Уинфилд Скотт Хэнкок бросали в бой дивизию за дивизией по мере их прибытия на поле боя, в итоге остановив наступление конфедератов в конце дня. Бой был настолько ожесточенным, что мушкеты многих бойцов "стали слишком горячими, чтобы с ними справиться".

Ли создал свой штаб менее чем в миле от фронта на ферме вдовы Тапп - в Дикой местности были отдельные расчищенные места для ферм, старые кузницы и, в местах, где встречались грунтовые дороги, простые магазины на перекрестках, названия которых войдут в историю в течение следующих двух дней. В середине дня во двор вдовы Тапп ворвался отряд солдат Союза, заставивший Ли, Джеба Стюарта и А. П. Хилла бежать в близлежащий лес, чтобы не попасть в плен, что, несомненно, свидетельствовало о том, что Ли, как обычно, слишком далеко зашел для генерала.

Ни одна из сторон не могла претендовать на победу после дня отчаянных боев на близком расстоянии в непроходимых лесах и густом подлеске, разделенных не нанесенными на карту блуждающими речушками, ручьями и болотами, где люди не могли видеть своих товарищей по оружию, не говоря уже о противнике, и где залпы массированного мушкетерского и артиллерийского огня, казалось, исходили из ниоткуда. Даже Дуглас Саутхолл Фримен, который редко говорит плохое слово о Вирджинии, называет ее "мрачным лабиринтом". Битву сравнивали с боями в джунглях во время Второй мировой войны и с индейскими боями в XVIII веке; и в конце кровавого и по любым меркам в значительной степени бесплодного дня почти любой генерал Союза отступил бы назад к Рапидану, чтобы зализать раны и начать искать путь в обход Уайлдернесс. Но Грант этого не сделал. Он остался на месте, чтобы возобновить бой на следующий день.

То, что произошло на следующее утро, бригадный генерал Адам Бадо, помощник Гранта, описал с долей ужаса: "Борьба, слепая, как полночь, мрак, сделавший маневры невозможными, джунгли, где полки натыкались друг на друга и на врага по очереди, стреляя иногда в свои собственные ряды, и ориентируясь только по треску кустов или возгласам и крикам, которые поднимались из глубин вокруг". Даже обычно неэмоциональная проза Гранта накаляется, описывая этот день: "Леса были подожжены разрывами снарядов, и пламя бушевало. Раненые, у которых не было сил двигаться, либо задыхались, либо сгорали заживо. . . . Но битва продолжалась, наши люди стреляли сквозь пламя, пока не стало слишком жарко, чтобы оставаться там дольше". На фотографиях Уайлдернесс, сделанных после битвы, видны заросли сосновых саженцев, поваленных выстрелами, и жуткая груда черепов, оставшихся непогребенными со времен битвы при Чанселлорсвилле. Рассказы о сражении в течение следующих трех дней напоминают знаменитые строки Мэтью Арнольда из "Дуврского пляжа":

И мы здесь, как на темной равнине.

В воздухе витают тревожные сигналы борьбы и бегства,

Там, где по ночам сталкиваются армии невежд.

Даже закаленным ветеранам первый день сражения в Дикой местности показался Армагеддоном, полным ужасов, освещенных пламенем, рукопашных схваток и криков раненых. Когда пламя охватило сухие заросли, тяжелораненые с ожесточением вцепились в свои заряженные мушкеты - на случай, если у них не останется выбора, кроме как застрелиться или сгореть заживо. Это было предзнаменование грядущих событий.

Ли рассчитывал, что корпус Лонгстрита прибудет к полудню 5 мая; действительно, если бы Ли успел развернуть все три корпуса в этот день, то победа Конфедерации могла бы быть обеспечена. Однако Лонгстрит промаршировал со своим корпусом шестнадцать миль 4 мая и пятнадцать миль 5 мая, и трудно представить, как он мог прибыть на поле боя, чтобы успеть присоединиться к Юэллу и А. П. Хиллу до наступления ночи. Это, как и то, как Лонгстрит распорядился своим корпусом во второй и третий дни Геттисберга, стало предметом ожесточенных споров за последние полтора столетия. Единственный объективный вывод, который можно сделать, заключается в том, что Лонгстрит, возможно, обещал Ли больше, чем мог выполнить, и что Ли, учитывая медлительность Лонгстрита при Втором Манассасе и Геттисберге, не должен был рассчитывать на сосредоточение всей своей армии 5 мая.

Но легко быть мудрым спустя столько времени после события - Грант атаковал, когда у Ли было всего два корпуса, частично развернутых, и день, по сути, стал еще одним долгим, кровавым противостоянием. Гранту не удалось вывести свою армию из Уайлдернесс на открытую местность к юго-востоку, а Ли не удалось оттеснить Гранта за Рапидан.

На рассвете 6 мая Грант снова атаковал первым, предприняв наступление по Орандж-Планк-Роуд, чтобы разбить корпус Хилла. Это могло бы увенчаться успехом, если бы люди Хилла не провели ночь, укрепляя свою линию, и если бы Бернсайд не умудрился заблудиться с большей частью своего корпуса в двух милях густых, похожих на джунгли вторых зарослей - "мрачных зарослей" между таверной Уайлдернесс и фермой вдовы Тапп.

Накануне Ли едва не попал в плен на ферме вдовы Тэпп. Теперь, рано утром 6 мая, обеспокоенный тем, что вся его линия может быть отброшена назад до того, как Лонгстрит поднимется, Ли попытался сам возглавить контратаку в том же месте. Наблюдая за тем, как линия Конфедерации начинает рушиться, он выехал на открытое поле и приблизился к противнику менее чем на 200 ярдов, в то время как батарея Конфедерации позади него выпускала залп за залпом из канистр по наступающим рядам Союза. Окруженный дымом, взрывами и неразберихой, Ли увидел несколько оборванных солдат, бегущих вперед через щели между орудиями, и закричал: "Кто вы, мои мальчики?"

В ответ они закричали, что это техасцы, из дивизии генерала Худа, первого из прибывших корпусов Лонгстрита. Почти все согласны с тем, что Ли был "взволнован", возможно, не только потому, что находился на передовой, но и потому, что техасцы были доказательством того, что Лонгстрит наконец-то прибыл. Он размахивал шляпой, крича "Ура Техасу!". И, приказав им выстроиться "в боевую линию", он повел их быстрым шагом мимо орудий конфедератов. Хотя Ли редко притрагивался к вину или спиртному, он не был застрахован от опьянения в бою: "Его лицо пылало, а глаза были устремлены на врага впереди". Зрелище командующего армией Северной Вирджинии, нетерпеливо подгоняющего Тревеллера во главе бригады техасцев к линии пехоты Союза, находящейся на расстоянии всего 150 ярдов, очевидно, привлекло внимание более трезвых духом пехотинцев, которые вдруг узнали его и закричали: