– Вот-вот, – поднял указательный палец Станислав, – имущество! И оно-то совсем у них немалое. Я узнал кое-какие интересные детали. Клиника «Ариэль» принадлежит Проппу, и дом, в котором он живет, а вернее, жил с женой, тоже записан на него. У супруги же в собственности есть только небольшая по площади квартирка. Говорят, наследство от родителей. И авто. То самое, на котором она сегодня с тобой в Суздаль ездила. Ах да, еще у Проппа имеется небольшая вилла в Испании, куда часто, а вернее, два раза в год ездят отдыхать его супруга и дети. Сам Пропп, по словам его знакомого – одного из сотрудников его клиники, практически никогда из города не выезжает и все свое свободное от работы время работает. Ну ты понял, да?

– Понял. – Лев Иванович посмотрел в окно, любуясь вечерним древним городом, и после недолгого молчания сказал: – Мотив у жены избавиться от надоевшего мужа, конечно же, весомый. Но наследство нужно делить еще и с двумя взрослыми детьми. Так стоит ли выделка овчинки?

– А еще у Патрушевой есть любовник, – как бы между прочим заметил Крячко. – Он моложе ее на десять лет и является, по словам все той же помощницы Проппа, весьма значимой фигурой в городе. По слухам, он якобы даже криминальный авторитет.

– Да-а? – заинтересованно повернулся к другу Лев Иванович. – А фамилию она этого любовника, случайно, не назвала?

– Москвин, – ответил Станислав. – А вот как его имя-отчество – я не поинтересовался. Хотя сейчас вот думаю, что надо бы… Ты чего? – спросил он Гурова, увидав краем глаза, что тот вдруг впал в глубокую задумчивость, больше похожую на транс.

– Москвин… – только и смог ответить Лев Иванович.

Через пару минут молчания Станислав затормозил и сказал:

– Приехали. Ты пока посиди, а я в магазин схожу и что-нибудь куплю к ужину. А вот когда вернусь, ты мне все и расскажешь.

Он снова озабоченно посмотрел на молчаливо-задумчивого Гурова и ушел. Как только за ним закрылась дверца авто, Лев Иванович набрал номер телефона Ащеулова и, подождав, когда ему ответят, сказал:

– Валерий Борисович, добрый вечер. Это полковник Гуров… Да, тот самый. Вы уж извините, что звоню вам не вовремя, но у меня к вам несколько срочных вопросов. Да. Спасибо. Скажите, вам такие фамилии, как Пропп, Патрушева или Москвин, что-то говорят? Патрушева? Вы ее хорошо знали? Ага, понятно. Ясно. А Москвин? Нет. Что ж, спасибо большое. Пока других вопросов не имеется. До свидания.

Немного поразмыслив, Гуров набрал номер Сладкова.

– Ренат, ты еще в управлении? Уже уходишь… Ты уж меня извини, что задержу тебя еще на пару минут. Ты мне вот что скажи. Ты сегодня упоминал то старое дело, которое я у вас расследовал в две тысячи шестом году. Да, об ограблении антиквара. Там тогда целую компанию загребли. Ты не помнишь фигурантов? Нет? Ладно, придется мне тогда самому завтра в судебный архив наведаться, и если оно все еще там, то полистать его. Кстати, фамилия Москвин тебе ничего не говорит? Нет… Ну, тогда ладно. Не буду тебя задерживать.

– С кем это ты там шепчешься без меня? – Крячко открыл заднюю дверцу и положил на сиденье большой пакет с продуктами.

– Да так, узнавал кое-что, – ответил Лев Иванович. – Я завтра на утро договорился с Патрушевой навестить ее и осмотреть кабинет мужа. Нужно бы порыться у него в компьютере. Может, найдем что-нибудь важное.

– Я, кстати, один ноутбук уже в управление привез, – сказал Крячко. – Забрал с рабочего места. Открыть его на месте не получилось. Нужен пароль. Искал в кабинете, может, где-то записан на листочке, но не нашел. Наверное, Пропп не доверял записям и хранил все данные в голове. Завтра специалист его ноутбуком займется. Будем взламывать.

– У меня такое чувство, что мы что-то упустили, – посмотрел на Крячко Лев Иванович.

– Ничего, сейчас поужинаем и перед сном еще раз пробежимся по основным данным, которыми располагаем. Глядишь, найдется то, что потеряли, – утешил друга Станислав.

* * *

Спать сыщики легли уже за полночь. Станислав уснул быстро, а вот Льву Ивановичу не спалось. Он все пытался припомнить подробности того старого дела о краже антиквариата у коллекционера Галкина. Тогда хозяин хватился своего добра не сразу, а лишь через несколько месяцев. А все потому, что украденные у него картины и древние глиняные статуэтки были заменены на отлично выполненные копии. И долго бы еще не смог Лев Иванович найти тогда оригиналы и виновных в их краже, если бы не случайность.

Пока он вел расследование во Владимире, в московском аэропорту были пойманы два студента, которые пытались обмануть иностранца, подсунув ему фальшивую валюту. Банкноты были подделаны весьма искусно, но иностранец оказался осторожным и проверил купюры на специальной портативной машинке, которая имелась при нем. Студенты оказались из Владимира, но оба учились в Питере, в Академии художеств.

Поговорив с Галкиным, Гуров тогда выяснил, что именно эти двое юношей не раз бывали у него в гостях. Один из них даже являлся сыном старинного друга коллекционера. Так что подумать на мальчика из интеллигентной семьи никто даже и не мыслил. Фамилия юноши была Москвин, и, как потом оказалось, он входил в банду местного авторитета Чапая, который и решил использовать знакомство Москвина с Галкиным, чтобы обчистить последнего.

Все это Гуров вспоминал, лежа на жестком матрасе, брошенном на пол, закинув руки за голову и уставившись в потолок. По потолку изредка гуляли тени, проникавшие в комнату квартиры, находящейся на первом этаже, – то машина проедет, осветив потолок фарами, то диск луны выглянет из-за снежных туч и заглянет в незанавешенное окно.

Лев Иванович уже начал задремывать, когда вдруг его айфон, который лежал рядом и сейчас стоял на беззвучном вызове, стал неистово жужжать и подергиваться. Посмотрев одним глазом на светящийся экран, Гуров с удивлением увидел, что звонит ему Варежкин.

– Антон, ты до утра не мог подождать? – прошептал он, оглядываясь на Станислава. – Что у тебя случилось?

– Лев Иванович, – в трубке раздался радостный голос капитана, – я его нашел!

– Кого? – не понял Гуров.

– Свидетеля, который видел, как разгружали фигуры Русалочки и Щелкунчика на площади!

– Ночью ты его, что ли, нашел? – не понял полковник. – Где?

– Ну да, вот сейчас прямо и нашел. На площади, – возбужденно ответил Варежкин. – Это местный бомж по фамилии Ломоносов. Ой нет, это его кличка. А фамилия у него Трепачов Михаил Васильевич.

– Он что, такой же умный, как его полный тезка? – хмыкнул Лев Иванович и, опершись на локоть, привстал. – Что он говорит? Только коротко, а то у нас тут все спят.

– Ломоносов он не от большого ума, а потому, что нос у него сломан и имя-отчество совпадает с реальным Ломоносовым. Он бутылки и банки на площади каждую ночь собирает. Это, так сказать, его законный участок. Мне сегодня не спалось, вот я и подумал: дай-ка еще раз на площадь смотаюсь и вокруг елочки порыскаю. Вдруг какие-то улики упустили.

– Пинкертон, – тихонько хмыкнул себе под нос Гуров.

– Что вы сказали? – не понял Варежкин.

– Нет, ничего, – прошептал Лев Иванович и улыбнулся, подивившись такому хорошему слуху капитана. – Рассказывай дальше.

– Ага. Пришел на площадь, смотрю, а там наш маргинал бродит и в урны заглядывает. Я – к нему. Сигаретками угостил, сотенную дал, разговорил его, короче…

– Вот короче и говори, – напомнил ему Лев Иванович.

– Он мне и рассказал, что в тот день, то есть в ночь с третьего на четвертое число, он, как обычно, совершал обход своих владений. И тут к центральной елке подъезжает техника – автокран и грузовик. Точнее, самосвал. Водители вышли и стоят, кого-то ждут. Закурили. Наш Михайло Васильевич и подошел к ним, чтобы сигарет выклянчить, а может, даже и денег на выпивку. Значит, подошел и даже курево выпросил, но тут к ним два типа подкатили. Один – невысокий и полный, а второй – высокий и худой. И они нашего Ломоносова гнать начали. Нечего, мол, тут шляться, мешаешь людям работать. Который худой – так даже пытался ему пинка поддать. Но поскользнулся и упал, и так разозлился, что, вскочив, стал наступать на бомжа с кулаками. Тот и отошел от них от греха подальше.

– Но я так понял, что недалеко отошел…

– Недалеко. Отошел, значит, и стал наблюдать, как они фигуры разгружают. Потом те, что пешком на площадь пришли, с водителями рассчитались и собрались уходить. Но тут длинный увидел Ломоносова и маленькому на него показал. И что-то стал говорить. Маленький сначала рукой махнул и хотел уйти, но потом повернулся и к Ломоносову подошел. Тот думал, что бить будут, но толстяк ему деньги в руку сунул, целую тысячу, и сказал: «Ты нас тут не видел, понял?»

– Ага, похоже, что тысячи за молчание твоему Ломоносову оказалось