Шрифт:
Закладка:
А собор построили совсем недавно, лет семь тому назад, и до сих пор украшали.
– Григорий Ефимович, а ты знаешь, что отец Иоанн про сей собор говорил? – шепнул мне на ухо капитан, пока наш гид рассказывал про архитектора Бенуа и художника Васнецова.
Я склонил ухо к правому плечу. Мы же вроде как наследники Иоанна Кронштадтского, так что мне такие вещи знать даже очень надо.
– Будто бы он предрек, что постройка оного принесет несчастье обоим народам. Разрушится сила России и Польша отойдет. А коли храм будет разрушен, то такая же беда постигнет и Польшу.
– Разрушен? – я удивленно вытаращился на Стольникова. – Эдакая красотища? Кем?
Тут же коммунистов не было, соборы не взрывали…[1]Наверное, во Вторую мировую, когда от Варшавы только руины и остались… Эх, жаль, я по Европе в двадцать первом веке поездить не успел, сравнить не с чем, да и знаний маловато.
Дрюня всю экскурсию смотрел больше по сторонам. И я его понять могу – среди славянок польки, наверное, самые красивые. Плюс европейский шик, который тут стоил подешевле, чем в Питере и Москве, – во-первых, ближе, а во-вторых контрабанда.
Под конец наш чичероне улучил момент и тихо сказал мне, что его просили устроить встречу Романа Дмовского с руководством «не-бесников». Я в здешних раскладах не силен, и Варженевский-Варшавский поспешил добавить, что это глава эндеции.
Эндеции? Ну конечно же! Вот сразу все ясно стало! Видимо, выражение скепсиса на моей роже не спрятала даже бородища, и мне объяснили, что эндеция – это сокращенное наименование национально-демократической партии, а эндеки – ее члены, ну как эсеры или эсдеки. И что этих самых эндеков в последней Думе было что-то около сорока человек. А раз так – то обязательно надо встречаться.
Через полчаса мы усаживались за столы в ресторации на Маршалковской, еще через минут пятнадцать прибыли эндеки. Роман Дмовский – невысокий, с гладко зачесанными волосами, и Ян Поплавский, вылитый доктор Чехов – усы, бородка, пенсне.
После суеты с заказом Дмовский сразу взял быка за рога и начал с представления партии.
– Мы, эндеки, стоим за сотрудничество с русской короной, но не встречаем понимания со стороны русской бюрократии. В основном из-за нашего стремления к развитию языка польского.
Обычное дело – столкновение государственного с национальным. На этих граблях Российская империя топталась старательно, то отпуская вожжи, то вновь начиная русификацию. Причем не только в Польше.
– Мы отбросили идеи утопизма и социализма и поддерживали власть в ходе событий последних лет. Сейчас мы желаем большей автономии культурной и политичной, но после роспуска Думы наши позиции в следующей каденции будут слабее.
Ага, вот в чем дело, союзников ищут. Но почему бы и нет, надо только кое-что уточнить.
– Поддерживали это хорошо, – я огладил бороду, – так понимаю, вы против бомбистов и прочих смутьянов?
– Так, пан Григорий, так. Мы предпочитаем прагматизм политичный, развитие хозяйства и образования народовего.
– Коли так, то нам по пути. Тоже думаю, что деток нужно учить родному языку. И русскому обязательно.
Дмовский склонил голову, то же сделал и Поплавский, но скривился и потер горло. Он вообще говорил с хрипотцой, наверное, простужен.
– Еще у нас есть Национальный рабочий союз, чтобы рабочие не подпадали под влияние социалистов радикальных.
– Тоже доброе дело. Мы, «небесники», заняты почти тем же.
– Да, про ваши колонии и общины наслышан. И про веротерпимость.
Я важно покивал, черпнул ложку заказанного barszcz czerwony и обломался – несмотря на знакомое название, подкисленная красная жидкость борщом не была. «Это знак тебе, Григорий, – пафосно подумал я, – поляки не всегда то, чем кажутся». Впрочем, с добавлением в жидкость поданных отдельно вареничков-«ушек» суп оказался вполне съедобен.
* * *
Пригороды Лодзи встретили нас лесом фабричных труб. «Польский Манчестер» дымил на всю Европу и часть Азии, куда расходились здешние ситцы и сукна. Пролетарский город, неслучайно самые мощные выступления два года назад как раз тут происходили. Именно здесь я не разумом понял, а просто «почуял» – нельзя отдавать Польшу. Большой промышленный регион, от которого экономике империи много пользы, без польского угля на одном Донбассе ой как трудно будет. Все эти разговоры про самоопределение, «пусть поляки валят на все четыре стороны», ну и классическое ельцинское «берите суверенитета сколько унесете» (а тут такие мысли тоже бродят в головах интеллигенции) – это разговоры для «бедных». В первую очередь «бедных» мозгами. «Отпустив» Польшу, мы потеряем огромный промышленный потенциал, который тут же начнет работать на врагов. А друзей мы тут не получим. Ни при каком раскладе. Куда ни целуй поляков – везде задница. Уже через пару лет никто не оценит дарованную свободу, будь такая предоставлена. И буфером между нами и Европой эта страна не станет – тут же начнут предлагать немцам и Ко«освободительный» поход на восток.
В буфете станции Лодзь к нашей компании подсели два поляка, представились Болеславом и Каролем, даже мандат предъявили, от Польской социалистической партии. А неплохо у них дело поставлено – отследили отправление из Варшавы, упредили, перехватили… Дрюня вон сразу напрягся, как они появились, Распопов с Ароновым – тоже. Я потом спросил: чего это они?
– А ты что, сам не видел, что их четверо страховали? Причем двое точно с оружием.
Так что мои боевики возможный теракт подозревали, но нет – поляки вежливо расспросили о наших намерениях, о паре пунктов из программы, сами кое-что рассказали. Болек слушал ответы благожелательно, а вот Кароль все время саркастически кривился и даже в какой-то момент пробурчал: «Гапоновщина». Я-то не услышал, с другой стороны стола сидел – Илья уловил и после рассказал. Ну да ладно, мне с польскими социалистами детей не крестить, нам больше по пути с эндеками. А вот террористов пана Пилсудского надо бы как-то к ногтю привести…
И тут меня тряхануло! Я же читал про Безданское ограбление – это была единственная акция, в которой засветился Пилсудский. Не один, конечно, жену на дело взял и десятка два подельников.
