остальное пока – перебор, к которому я не готова. Кирилл медлит, поглаживая мою щеку. Вероятно, со временем я смогу научиться смотреть ему в глаза прямо, пока же для этого приходится прикладывать массу усилий.

– Об этом я мечтал едва ли не больше всего, прикинь?

– Выходит, я осуществляю твои мечты. Прямо как Дед Мороз.

– Тогда уж Снегурочка.

– О Снегурочке ты тоже мечтал, извращенец? – силюсь я усмехнуться.

– Нет. Только о тебе. Всегда.

Вот знает этот пацан, как меня пробить. Знает. В момент, когда его губы касаются моих, я ничего другого не хочу больше. И ни в чем уже не сомневаюсь. Кирилл всего-навсего целует меня дрожащими от переполняющих его эмоций губами, а у меня в душе тают вековые ледяные торосы. Я не целовалась тысячу лет, а чтобы так – наверное, никогда. Мы полностью отдаемся процессу. Смакуем каждое движение языка. Каждый несдержанный вздох, стон, вкус друг друга. Сколько это длится? Неважно. Я хочу еще. И еще. С каждым разом все больше его поцелуев.

Рубашку с Кира я стаскиваю уже по собственной инициативе. С наслаждением веду ладонями по безволосой рельефной груди. Жмурюсь – настолько это кайфово. Кирилл отрывается от моих губ и, вжавшись в мой лоб своим, пьяными глазами наблюдает за тем, что я делаю. А когда моя рука проникает под резинку его свободных штанов, с шумом всасывает через зубы воздух, грязно матерится, закатывая от кайфа глаза, и тут же снова опускает их вниз, не желая пропустить ни секунды устроенного мною шоу.

– Черт! Кажется, я сейчас опозорюсь, – скалится, на самом деле ничуть не смущаясь.

– Мне прекратить?

Вот что он со мной сделал? Кто эта томно глядящая на мальчишку шлюха?

– Шутишь? У меня сейчас не упадет, даже если я обкончаюсь, – смеется.

Интересно, я когда-нибудь перестану так остро реагировать на его шокирующую прямоту? Закусив губу, чуть впиваюсь ноготками в нежную бархатистую кожу. Слишком? Да! Но с ним все так – на разрыв. Кирилл шипит, активней толкаясь в кулак.

– Сумасшедший мальчишка! Больно же…

– Больно без тебя. Дай! Черт… – трясущейся рукой резко задирает подол, а потом ей же, накрыв мою ладонь у себя на члене, в два рывка доводит себя до финиша. Обжигающе горячие капли пачкают кружево моих трусиков. Тяжелое дыхание рывками вздымает грудь.

– И об этом мечтал? – шепчу я.

– Даже не сомневайся. Еще на лицо очень хотел кончить. И на сиськи, – усмехается. – Они у тебя отпадные. Я подглядывал за тем, как ты кормила Ари.

– Какой кошмар. Помолчи. Не уверена, что я готова к твоим признаниям.

Прячу горящее лицо у Кирилла на плече. Он усмехается, но все же ни слова больше не добавляет к сказанному. Лежим недвижимые в тишине. Лишь его пальцы скользят по моему венериному холмику, растирая густую сперму.

Происходящее кружит голову. Затуманивает мысли искрящейся переливчатой взвесью. Я наверняка себя сожру после.

– Отдохнула?

– А ты? – не веря глазам, смотрю на полностью эрегированный член сопляка. Идеально ровный. Красивый, гладкий. С темнеющими под тонкой кожей толстыми венами. Он ничуть не уступает…

– Сравниваешь меня с отцом?

Вот как?! Как ему удается так тонко улавливать мои мысли? Наверное, дело в природной наблюдательности, без которой Кир не смог бы адаптироваться в обществе. Он подмечает чужие эмоции, изучает их природу и то, как реагируют обычные люди в той или иной ситуации, чтобы, когда это потребуется от него самого, выдать приемлемую реакцию. Если, конечно, ему это будет нужно. В большинстве же случаев Кирилл не считает нужным так напрягаться. Помню, как меня порою бесило его абсолютное равнодушие.

– Боже, нет!

– Да перестань. Это нормально. И что? В чью пользу сравнение?

Вот чего я ни за что не стану обсуждать. Дергаюсь, чтобы скинуть с себя мальчишку, но тому мои тычки – до одного места.

– Слезь с меня.

– Нет. Ну, вот чего ты обижаешься? Я же сказал, что не осуждаю. Сравнения в твоем случае неизбежны.

– Потому что ты его сын? – прищуриваюсь.

– Потому что до меня у тебя был всего один мужчина. Я – второй. То, что ты нас невольно сравниваешь – вполне объяснимо.

– Необъяснимо только, какого хрена ты, Кирюша, решил, будто у меня после твоего папаши никого не было! – рявкаю.

– Такого хрена, что я об этом позаботился. Ты – мое. Кем бы я был, если бы позволил каким-то мудакам свое трахать?

ГЛАВА 11

– Анна Сергеевна, сделайте что-нибудь! Вы можете, я знаю. Отговорите ее, Христом богом прошу.

Мольбы женщины доносятся до меня, словно она говорит, сидя в огромной стальной бочке, из тех, что дачники раньше приспосабливали под полив. Гулко. Мне трудно сконцентрироваться, трудно делать свою работу. Зато легче обычного понять образ мышления жертвы. Ведь я сама на себя его вдруг примерила.

– Вера Павловна, мы ведь это обсуждали, да? Наташа – взрослый человек. Мы не можем ее заставить.

– А было бы неплохо! Клянусь, иной раз хочется ее на цепь посадить, чтобы она к нему больше не бегала. Я читала, что в каком-то реабилитационном центре так наркоманов лечили. Брали и сажали на цепь. Так знаете что? Против директора уголовное дело завели. Якобы он не имел права. Может, и не имел, – женщина прикладывает к глазам платочек, – ну а как иначе, если пациент возвращается к пагубной привычке снова и снова?

– Насколько я знаю, так резко соскакивать с наркотиков опасно для жизни, – пожимаю плечами.

– А рядом с таким уродом, как Михась, жить разве не опасно?! Он же прибьет ее когда-нибудь, Анна Сергеевна. Он ее прибьет! В прошлый раз чудом ведь Наташу спасли. А она как будто не понимает.

Перевожу беспомощный взгляд в окно. Все она понимает. И я тоже понимаю. В конце концов, мы сами собирали статистику и в курсе, что число женщин, убитых в ходе ссоры с мужьями или сожителями, составляет целых семьдесят процентов от общего количества. Нехило, правда?

– Это ее выбор. Сожалею. На данном этапе мы ничем не можем помочь.

А себе? Вот что мне делать? Хватать Аришу в охапку и убегать? Куда? Где взять на это деньги? Чертов маньяк! Может, у него план свести и меня с ума тоже? Не может же Кирилл не