просушив волосы и найдя в шкафу чистую водолазку, Аня бросилась к телефону, чтобы найти адрес хосписа и узнать часы посещения больных. Часы показывали 9:35, а это значит, что вместе с дорогой она как раз успевала к присутственному часу.

Дорога до больницы заняла чуть больше, чем Анна рассчитывала. Узнав в справочной в каком отделении и палате лежит ее мама, она стремительно направилась туда. Постучавшись и залетев в палату Аня обнаружила для себя неприятный сюрприз – палате помимо мамы рассевшись на стуле и широко расставив ноги уже сидела Зоя Ивановна.

– Вот она, явилась не запылилась! Как тетка отчитала, так сразу возможности нашлись приехать. – самодовольно заговорила своим неприятным басом Зоя Ивановна.

– Доченька, ты приехала! Ой, а как же так, милая, тебя там не хватятся? – запереживала мама.

– Мамочка, милая моя, профессор все-таки сжалился и отпустил, не переживай, там все нормально. Ребята подстрахуют, – ласково начала Аня, – Здрасте, Зоя Иванна!

– Здрасте-здрасте! А ты могла бы и пораньше приехать, вон до конца посещения пол часа уже осталось, – не унималась вредная старуха.

– Я в пробку попала.

– Я вот никуда не попала, вышла раньше и уже тут с утра в больнице! И с врачами поговорила и условия получше чтоб создали посуетилась, а она в пробку видите ли попала.

– Зой, да помолчи ты! – одернула сестру Мария Ивановна, – дай с дочерью пообщаться, иди узнай, что на обед сегодня.

Когда противная тетка скрылась наконец за дверью, бурча что-то себе под нос, Аня наконец смогла обнять мать. Как же она похудела! На сером от болезни лице остались одни только большие, но потускневшие глаза, сквозь тонкую кожу казалось можно разглядеть каждую косточку, седые, некогда густые и красивые волосы изрядно поредели. Если бы Аня не знала кто перед ней, она бы никогда не признала в этой, измученной раком женщине, свою мать.

– Мамочка, как ты похудела, родная, – приговаривала девушка, гладя Марию Ивановну по волосам.

– Это все пустяки, моя хорошая, я уже смирилась. Мне Танюша сказала, что Герман тебе предложение сделал, а ты молчишь, матери и намека о такой радости.

– Мамуль, да разве важно это сейчас? Как-то и не до этого в последние дни.

– Ну как же не важно? Очень даже важно, я теперь спокойно уйти могу, за доченькой моей есть кому приглядеть! – говорила мама и на глазах ее наворачивались слезы.

– Ну какой уйти, мам, я не хочу, чтоб ты уходила, – еле говорила Аня, преодолевая ком в горле и все крепче обнимая мать, – не уходи мамочка, может можно еще что-то сделать.

– Все что могли врачи уже сделали, моя дорогая! Но ты помни, что я всегда буду с тобой. Ты прости меня если что не так. Доченька, я так уже намучилась, что и рада была бы если бы Господь меня отпустил. Я только переживала, что с тобой не свидимся, а теперь мне спокойно, что и тебя повидала и знаю, что замуж пойдешь за хорошего человека.

– Милая моя, хорошая, бедная, как я виновата перед тобой, что оставила тебя одну в такой беде. Мне никогда не заслужить прощения.

– Все глупости, я на тебя ничуть не обижаюсь. Это я тебя подвела, ты чуть за порог, а я заболела.

Они просидели в обнимку чуть больше часа. Медсестра, поставленная Зоей Ивановной в известность о долгожданном возвращении дочери из Китая, не стала разгонять их, когда окончился час посещения. Аня удалилась, когда уже пришло время процедур. С тяжелым сердцем оставила она маму. Выйдя на улицу, девушка застыла от охватившего ее порыва ветра. Май в этом году выдался как никогда туманным, ветреным и промозглым, словно отражая тот мрак, который творился на душе у семьи Тихоновых. Небо заволокли темно-серый тучи, несущие с собой не то проливной дождь, не то мокрый снег. По дороге домой ей так хотелось проплакаться, но слезы словно застыли в глазах и никак не могли вырваться наружу.

Дверной замок щелкнул, и Аня вошла на порог дома не в силах двинуться дальше. Она оглядела пустой темный, мрачный, не смотря на дневное время коридор, где ее совсем недавно радостно встречала ее любимая старушка. Не включая свет, она села на порог и сжала голову руками. Девушке казалось, что, если включить свет, пустота станет еще больше и поглотит ее полностью. Горе навалилось на Аню с такой силой, что она казалась себе такой мизерной, как та самая молекула ДНК, которая до недавнего времени занимала почти весь мир девушки. Когда умер отец, они с мамой сидели на кухне в обнимку и вместе плакали. Они были вместе! Вместе ведь можно пережить многое. Ведь прошло не немного больше двух лет, а он уже забирает маму к себе! Как он жесток! И сейчас горе, одиночество, страх перед будущим, обида и страх перед прошлым… Все это придавило ее огромным катком, вкатало в порог ее родного дома. Анна сидела не в силах пошевелиться, пока где-то далеко в параллельной вселенной не раздался звонок в дверь. Аня подумала, что это галлюцинации, но звонок повторился, стал очень настойчивым и в конце концов перерос в стук в дверь.

– Не дай Бог – это Зоя Ивановна. – подумала Аня, испытав облегчение, потому что ком горя и отчаяния превратился в злобу. – Что себе возомнила эта старушенция?!

Сделав над собой усилие Анна поднялась с порога и открыла дверь. Перед ней стояла запыхавшаяся Танька, с большим пакетом в руках. В пакете, что-то позвякивало, недвусмысленно намекая на цель визита.

– У вас лифт не работает. – Сказала подруга, отодвинув Аню с прохода, и не дав ей не слова сказать, отправилась на кухню, попутно зажигая перед собой такой невыносимый и слепящий свет. – Ты что в темноте-то сидишь? – Не дожидаясь ответа, она продолжила вероломно нарушать тягость одиночества Ани, расставляя на столе фужеры и опустошая принесенный с собою пакет. Так на столе оказалось два фужера, две бутылки вина, виноград и упаковка уже нарезанного сыра.

– Танюш, мне сейчас не до этого! – взмолилась Аня. – Я хотела одна побыть.

Подругу уже было не остановить, ловким движением руки вкрутила штопор и дернула пробку изо всей силы так, что капли красного вина вырвались наружу вместе с пробкой и испачкали Танину бежевую блузку. Не обращая на это никакого внимания, девушка наполнила бокал вином и поднесла его к губам Анны.

– Пей, – приказала она, заливая вино в рот подруги, – а теперь садись и поговорим. Мы же в России живем, нам не нужны психотерапевты, чтоб высказаться, у нас есть друзья. Я твой друг и буду с тобой до конца, я люблю тебя, несмотря ни на что. Ты мне как сестра! Я и маму твою очень люблю.

Услышав последние слова ком в горле Ани прорвался, страдание будто совершило взрыв внутри нее и так душившие изнутри слезы, потекли наружу, вымывая за собой все то, что было замолчано, спрятано, замаскировано всеми возможными защитными механизмами. Впервые за долгое время Аня почувствовала поддержку, плечо, которое все выдержит, человека, который примет и поймет ее такую, какая она есть. Татьяна обняла подругу, и та уткнулась ей в плечо, обрушая на нее весь водопад слез, которые скопились в девушке за это время. Так они сидели молча, в обнимку, не шелохнувшись долгое время.

– Танюш, разве моя мама заслужила такие страдания? – Анна наконец отпряла от подруги и, утирая слезы, посмотрела куда-то в пустоту. – Я ученый, я же все понимаю, но этого понять не могу…

– Если бы страдания получали бы только те, кто этого заслуживает, это мир был бы слишком идеальным. Ведь было бы здорово если маньякам и педофилам, например, возвращалась бы та боль, которую они причиняют. Тогда бы эти ублюдки побоялись бы совершать что-то подобное. Как светлее и чище был бы это мир. Но вы ведь еще не научились подсаживать наследственные заболевания людям, с генами склонности к преступлениям, не так ли?

– Ахаха, ну ты как скажешь! – Идея о подселении гена