Разговор прекратился. Положив трубку, он с досадой произнес:

— Ну совсем зажрались блатные… Откуда у них будет ответственность? Их же все боятся потревожить. Грязная и опасная все же эта личность — Калугин, — в сердцах проговорил начальник отделения.

Как в воду смотрел Николай Петрович. Калугин оказался не только склочником, но и предателем, как описывал его действия сотрудник ПГУ КГБ полковник Александр Соколов в своей книге «Анатомия предательства. 35 лет шпионажа генерала Олега Калугина», подаренной автору. Он доказывал, что Калугин являлся агентом ЦРУ…

Но осторожному руководству, видно, не понравилась смелая и принципиальная критика подполковником Н.П. Петриченко зарвавшегося генерала, оказавшегося предателем. Его стали морально казнить. Он, конечно, переживал, но никому об этом не говорил и не старался показывать свое отношение к событиям.

Идущий процесс кадровых перестановок не коснулся его. Подчиненные ожидали, что его назначат одним из заместителей начальника отдела, курирующего ГРУ через 2-е отделение. Назначили другого человека — со стороны, не знающего «ГРУшной кухни». На этом фоне обострилась болезнь, с которой можно было продолжать служить, но он написал рапорт на увольнение без «обид ни на кого», и покинул капитанский мостик 2-го отделения.

И все же автору казалось, что он ушел не по старости, а путем, о котором когда-то сказал Евгений Евтушенко:

Мы стареем не от старости,

Не от прожитых годов.

Мы стареем от усталости,

От обид и от грехов…

Нет-нет, у него не было грехов, а вот какой-то осколочек обиды может и был «душу иссушающим».

Потом руководителями отделения были В. Кондратов, (погиб в автокатастрофе), А. Моляков и С. Безрученков.

Личный состав отделения продолжал жить напряженной жизнью. Это были люди, действительно «живота не жалеющие для безопасности страны». Головы пухли от планов контрразведывательных операций — страну бросало то к застою при позднем Брежневе, то к попыткам поддержать экономику при помощи наведения порядка отловом праздношатающихся при Андропове, то к развалу в ходе перестройки с перестрелками при Горбачеве. Постепенно, а потом все стремительнее, уходила советская эпоха вместе с вождями.

Именно в это время автор стал заместителем начальника 2-го отделения, а потом его руководителем. Только теперь оперативник понял всю тяжесть руководства этим растущим в прямом и переносном смысле подразделением 1-го Отдела Главка. Продолжение традиций Петриченко воодушевляло в работе. Оперативники трудились в напряженной обстановке. Но уже тогда появились нехорошие тенденции — уравниловка делала свое черное дело. Лодыри, трусы, элитники, окунувшись в «прелести» работы агентуристов, старались лечь «на крыло» и улететь в другие, вспомогательные подразделения. Они не желали работать там, где был риск сломать шею. Платили ведь всем одинаково, только работалось по-разному.

Дело доходило до того, что оперативники стали открыто, не стесняясь, говорить о бытовых проблемах «шахтеров-агентуристов». Чиновничий же аппарат КГБ жил беспроблемно: высокие оклады, спецталоны, спец-пайки, персональные машины, дармовые дачи. Не до дач было «операм», да их и не разрешали им иметь. Проблемы возникали и с оперативным транспортом. Правда, у оперативников была одна привилегия: третья часть из них получала компенсацию за единые бесплатные проездные билеты — мотаться приходилось по городу часто. А как же остальные? Остальные дожидались очереди в ходе ротации…

Поздним вечером в тиши кабинета мне довелось готовить план очередной операции по одному из ДОПов. Неожиданно открылась дверь, и в проеме появился начальник соседнего отделения, уважаемый, уже в предпенсионном возрасте, полковник Зыков.

— Дорогой, начал он, ты знаешь, я сидел сейчас тоже над бумагами и размышлял: как же мы разрослись. Пятое управление занимает уже целое здание, а толку от него никакого. Только вырос его начальник Бобков. Охранка есть охранка. (Кстати, после 1991 года он возглавил службу безопасности банкира, русофоба и мошенника Гусинского, сбежавшего с деньгами на Запад. — Авт.). А дежурных служб сколько развелось с полковничьими должностями!? Нас, шахтеров-оперативников, в этом здании максимум пятнадцать процентов, остальные — интеллигенция, мягко говоря.

— Ну, допустим, не все. Есть нужные подразделения. А ты что, раньше об этом не знал?

— Нет, просто никогда не задумывался. Ходил на службу и считал, что я самый обеспеченный человек. Печально, что прозрел только теперь. У меня ведь была прекрасная специальность — краснодеревщик, — разоткровенничался коллега.

— Я тоже обожаю дерево, определяю породы по запаху, люблю читать текстуру ошлифованных досок, поперечные срезы. В свое время даже написал такие строчки:

Люблю рубанок и пилу

И запах свежей стружки,

Гору опилок на полу,

Глоток воды из кружки.

Я в срезе веток узнаю

Историю их роста…

* * *

Приход Горбачева к власти многие сотрудники вместе с другими слоями советского общества встретили с надеждой на перемены к лучшему. Единственное, что настораживало чекистов, так это «перемывание» косточек мертвых генсеков при отсутствии своих положительных дел. Оскорбление памяти недавних коллег и откровенное заигрывание перед Западом. Несмотря на то, что в продвижении к верховной власти многое сделали два человека: начальник УКГБ по Ставропольскому краю Эдуард Болеславович Нордман и Юрий Владимирович Андропов. Потом неблагодарный выдвиженец, придя в Кремль, неодобрительно отзовется о своем протеже.

Однако перестройка не только не облегчила быт миллионам тружеников, а наоборот, ухудшила и без того трудную жизнь. На четвертом году своего правления Горбачев, наконец, вывел советские войска из Афганистана, где в огне жертвенной войны сгорали наши воины. Что касается экономики, она все больше двигалась к обрыву. Распоясались западные разведки в вербовочной работе. Всплеск особой враждебности испытывали на себе сотрудники военной разведки. Разгорались угли межнациональных конфликтов. Сокращение ракетного вооружения больше походило на одностороннее разоружение.

В угоду заокеанских покровителей нарастало шельмование армии и органов госбезопасности. Использование войск в Тбилиси и Вильнюсе, Риге и Баку для топорного решения политических задач, а затем бессовестно-трусливое открещивание от этих санкций Горбачева и Шеварнадзе породило в обществе недоверие к власти. Оно больно ударило по авторитету силовых ведомств. Генсек партией практически не руководил.

Специалисты КГБ, готовя аналитические сообщения «наверх», не скрывали правды жизни в стране, но они игнорировались. Руководство военной разведки и контрразведки приглашало Горбачева на крупные оперативные совещания — он их игнорировал. На одном из совещаний в КГБ он все же поприсутствовал — прослушал доклад и молча удалился. Вот тогда оперативники и поняли, что судьба страны его не интересует. Он к ней безразличен… Именно тогда и стали задавать вопросы: «Кто виноват в бедламе?», «Почему он