Сначала пришли какие-то люди и увели Фа-хэна. В нескольких местах, с виду похожих на казенные дома, его не согласились принять. Вдруг Фа-хэн увидел железное колесо с когтями, прикатившее с запада. Никем не управляемое, оно носилось с быстротой ветра. Служка вызывал грешников стать на пути колеса, и колесо снова и снова прокатывалось по ним, превратив так несколько человек в месиво. Служка вызвал по имени праведника Фа-хэна и велел ему стать перед колесом. Фа-хэн испугался и стал корить себя за прежнее нерадение, приговаривая:

— Так пусть же будет суждено мне это колесо.

И сразу, как он это молвил, ему было позволено уйти. Фа-хэн поднял голову и увидел отверстие в небесном своде. В мгновение ока Фа-хэн взмыл в небо и, опершись обеими руками о края отверстия, просунул в него голову. Он стал озираться по сторонам и увидел Дворец о семи драгоценностях[51] и всех небожителей. Фа-хэн обрадовался, но пролезть в отверстие не смог, как ни пытался. Выбившись из сил, он опустился вниз на прежнее место. Его повели прочь, а люди смеялись ему вослед:

— Он был уже там и не смог взобраться!

Фа-хэна отправили к чиновнику по судовому ведомству. Пригнали лодки и приставили к ним Фа-хэна рулевым. Тот возражал:

— Мне не удержать в руках руль, — но его заставили силой.

Фа-хэн прокладывал путь для нескольких сотен лодок. Однажды он не справился с управлением и посадил лодку на мель. Служки схватили его, приговаривая:

— Ты сбился с пути, и по закону тебя следует казнить.

Фа-хэна вытащили на берег и барабанным боем возвестили о казни. Вдруг появились два пятицветных дракона и столкнули лодку с мели. Служки простили Фа-хэна.

Лодка прошла еще тридцать ли на север. Там, на берегу, Фа-хэн увидел прекрасное селение в несколько десятков тысяч дворов. Ему сказали, что это ссыльное поселение. Фа-хэн с опаской поднялся на берег. В селении было много злых собак, которые так и норовили вцепиться в него зубами. Фа-хэн перепугался. Далеко на северо-западе он увидел строение с залой для проповеди и в нем множество шрамана. Он услышал звуки песнопения и стремглав бросился туда. В залу вели двенадцать ступеней. Поднявшись на первую, Фа-хэн увидел своего прежнего наставника Фа-чжу, восседающего на варварском ложе. Тот, заметив Фа-хэна, воскликнул:

— Никак, это мой ученик! Что ему здесь нужно?!

Он тотчас поднялся с ложа, подошел к Фа-хэну и стал бить его полотенцем по лицу, приговаривая:

— Прочь отсюда!

Фа-хэну очень хотелось подняться вверх по лестнице, но как только он ставил ногу на ступень, учитель прогонял его. Так было трижды, и тогда Фа-хэн отказался от дальнейших попыток.

Потом Фа-хэн увидел на гладком полу колодец глубиной в три-четыре чжана. Его кирпичная кладка была ровной и без зазоров. Фа-хэн подумал, что это обычный колодец, но люди, стоявшие близ него, сказали:

— Этот колодец — необыкновенный. Разве же мыслимо сотворить такое?!

Фа-хэн последний раз взглянул на Фа-чжу. Тот проводил его взглядом и крикнул вдогонку:

— Идите своей дорогой! Собаки Вас не тронут!

Фа-хэн вернулся на берег реки, но лодки, доставившей его сюда, не нашел. Он почувствовал жажду и хотел напиться из реки. Фа-хэн свалился в реку и тотчас ожил.

Фа-хэн ушел в монахи, соблюдал обеты, питался растительной пищей. Дни и ночи напролет он жил помыслами о безупречном поведении. Шрамана и бхикшу[52] Фа-цяо был учеником Фа-хэна.

Утка со сломанным крылом

В уезде Лоцзян, что в округе Цзиньань, есть горы Хошань, заслоняющие солнце. На вершине — каменное ложе, несколько чжанов в обхвате, а по нему беспрерывно струится полноводный родник глубиной в пять-шесть чи. Древние старцы поведали, что сюда захаживали утолить жажду горные отшельники.

Шрамана Сэн-цюнь жил отшельником в тех горах. Выпьет он, бывало, из того родника и уже не ощущает голода, даже к злакам не притрагивается. Наместник округа Цзиньань Тао Ся прослышал об этом и приказал добыть ему воды. Сэн-цюнь передавал ему воду, но стоило посыльному спуститься с горы, как она портилась. Тогда Тао Ся сам переправился через озеро и пришел к горе. Небо в этот день было ясное и безоблачное. Но только Тао Ся ступил на гору, как ветер, дождь и кромешная тьма — три непреодолимых препятствия — стали на его пути.

Обитель Сэн-цюня была отделена от родника горным потоком. Утром и на обратном пути вечером он переходил речку по бревну, служившему ему мостом. Как-то утром Сэн-цюнь собирался как обычно перейти речку, но увидел утку со сломанным крылом. Положив крыло на бревно, та изгибала шею и щелкала клювом. Сэн-цюнь так и не смог через нее переступить. Хотел он было столкнуть крыло посохом, но побоялся, что утка утонет. Так Сэн-цюнь остался без родниковой воды и вскоре скончался от жажды и голода. Говорили, что было ему тогда сто сорок лет. В преддверии смерти Сэн-цюнь так истолковал происшедшее:

— Ребенком я перебил крыло одной утке. Теперь во исполнение Закона причин и следствий[53] утка послужила мне воздаянием.

Шрамана-индус Ци-юй

Шрамана Ци-юй был уроженцем Индии. Пришел он из западных краев морем, побывал в Гуаньчжуне и Лояне. По дороге в старый Сянъян[54] Ци-юй собирался переправиться на северный берег озера. Лодочник увидел индуса-шрамана в рваной и ветхой одежде и побрезговал им — не пустил в лодку. Лодка еще только подходила к северному берегу, а Ци-юй уже был там. Все, кто были в лодке, изумились. Навстречу Ци-юю, поджав уши и виляя хвостом, вышли два тигра. Ци-юй потрепал их по головам рукой, и те тотчас ушли в заросли. Люди с северного и южного берегов кинулись к Ци-юю с расспросами, но тот не проронил до конца дня ни слова. Когда он продолжил путь, несколько сотен человек бросились за ним вдогонку. Ци-юй шел степенно, не спеша, однако преследователи так и не настигли его.

На исходе правления императора Хуэй-ди (290—307) Ци-юй прибыл в Лоян. Праведные мужи Лояна приходили к нему выразить свое почтение. Бывало, Ци-юй даже не приподнимется им навстречу, а то и обругает за излишества в одежде:

— Вы и ваша братия не принадлежите к истинным и преданным последователям Будды! Вы — пустоцветы, домогающиеся подношений!

Увидев императорский дворец в Лояне, Ци-юй воскликнул:

— Дворец на небесах Трайястримша[55] точь-в-точь такой же! Этот дворец сооружен с такой же сноровкой и умением, что и небесный,