Допив кофе и погасив окурок в металлической банке-пепельнице общего пользования, Фёдор вернулся на кухню.

– Да, бедолага… Вот это тебя «торкнуло», – посочувствовала Оксана.

– Оксан, помоги, если честно, я гибну, спаси меня. Я ничего в этой жизни не понимаю. Если я ей не нужен, зачем нужно было приходить?

– Хорошо провела время… Ты как первый день на свете живёшь.

– Может она передумает и вернётся?

– Даже не думай! 23 февраля, несмотря на твоё армейское прошлое, будет цинично проигнорировано. Хочешь тотализатор? На сто рублей спорим, что я окажусь права. Можно, конечно, на пару тысяч, но зачем я буду рушить твой бюджет?

– Было же всё хорошо, почему всё сломалось?

– Хорошо? Почему ты у нас такой наивный?

– Говори прямо, я аллегорий не понимаю.

– Да из пальца высосанная причина! – подвела черту Оксана. – Ей нужен был повод, и она его нашла. Приличная бы девушка сказала, что не любит, и предложила бы расстаться. А она сделала мерзость: сама тебя кинула, а выставила, что это произошло якобы по твоей вине. С её стороны порядочней выглядело бы расставание по SMS. Она попыталась разыграть драматическое представление: «Вот если бы ты не накосячил, был бы другой разговор, мы бы жили долго и счастливо – как в финале мультика «Шрек», когда все зверюшки поют весёлую песенку, радостно хлопают и машут хвостиками. Ах, какие мы дружные поросятки».

– Так и есть… У нас же всё начиналось хорошо. Отношения там, все дела. Я был на седьмом небе от счастья, зачем ей нужно было всё ломать?

– Да не было бы с ней ничего хорошего. Как ты не поймёшь. Не сегодня, так завтра, она бы повод нашла. Она хотела изящно вильнуть хвостом, а получилась копеечная халтурка. С годами она сама себе признается, что вышла дрянь – люди не должны так расставаться, – но ты об этом ничего не узнаешь. Я вот сейчас документальные фильмы смотрю о гибели судна «Адмирал Нахимов». Мне попалось уникальнейшее интервью с вышедшим из тюряги Виктором Ткаченко – бывшим капитаном сухогруза «Петр Васёв», протаранившего лайнер. Он там нелепейшую отмазку задвигает: «Нахимов» вышел за пределы припортовых вод, поэтому моё обещание его пропустить потеряло смысл». Другими словами, мы два раза созвонились и договорились, что я «Нахимова» пропускаю, а через пять минут мой сухогруз носом вспорол ему борт, и 425 человек отправились на тот свет. А всё почему? Потому что «моё обещание потеряло смысл». Я к чему это рассказываю? Один после такого бы застрелился, а другой из кожи лезет, чтобы себя любимого оправдать. У многих людей есть такая черта: он сто раз не прав, а всё равно будет отмазываться. В твоём случае тот же дешёвый спектакль. Ты почему-то решил, что всё услышанное от окружающих нужно принимать за чистую монету.

– Спектакль-то дешёвый, а вот последствия серьёзные. Я люблю человека, а быть с ним вместе не могу. Когда она ко мне домой пришла, я решил, что наконец-то она сделала шаг навстречу. Чаши весов склонились в мою пользу, и теперь мы всегда будем вместе.

– Нет, лапонька… Она пришла не за этим, она пришла позабавиться, ты – её любимая куколка, она всю жизнь тебя будет вот так вот подёргивать за нитки.

– «Кукол дёргают за нитки, на лице у них улыбки»42.

– Руби эти нитки со всей пролетарской ненавистью.

– Это не нитки, это стальные тросы.

– А какая разница? Принцип тот же. Одевай на свои белы рученьки перчатки, бери ножницы по металлу – дедовские, ржавые, скрипучие – и вперёд. Режь эти тросы к чертям собачьим. Если ты этого не сделаешь, эта гадина всю жизнь изводить тебя будет. Она сейчас ещё с кем-нибудь замутит, и пара голубков совьёт гнёздышко в твоём подъезде. Ты, если что, звони, я могу побыть секундантом.

– Как ты понимаешь, что я для неё марионетка?

– Болельщику с трибуны всё прекрасно видно. Это игрокам в поле тяжело ориентироваться, а со стороны глянешь – всё как на шахматной доске. У пяти судей такого обзора нет, как у одного зрителя, – поделилась Оксана.

– Вот меня судьба на веселых горках катает. Неделю назад визжал от счастья, как последняя сучка, а сегодня я гибну.

– Это только так кажется. У тебя сейчас состояние лучше не придумаешь.

– Глумишься?

– Отнюдь… В эти минуты твои пятки сомкнуты на точке Северного полюса, и от поворота корпуса зависит, куда ты спустишься – в Париж, Петербург или Пакистан. Выбирай… Помнишь, когда ты в контейнерном бизнесе работал, у вас принцип был: «Чем хуже – тем лучше».

– Точно… А я про него и забыл. Чем хуже твоё положение, тем большими навыками ты овладеваешь. И он ведь работал.

– Почему в прошедшем времени? Он всегда работает. В критических ситуациях человек стоит на развилке. Как в черно-белом фильме у Леонида Гайдая: «Дело не в дороге, которую мы выбираем, а то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу». Ты сейчас стоишь на развилке, на дне каньона в Аризоне. Либо ты продолжишь сохнуть по Ритке и, «сторчавшись» на своих чёртовых сигаретах, зарабатываешь себе маниакальную шизофрению… Либо же отрекаешься от первого и второго, меняешь свою жизнь и орликом взлетаешь над гладью Цемесской бухты. Может, кто-то видит по-другому, но я так эту картину вижу… Тебе осенью судьба давала космический урок, а ты его успешно «запорол». Ты ведь ничего не поменял в своей жизни?

– Ну да, так и есть, ничего… Только работу.

– А как ты собрался в институт поступать, если первый класс не закончил?

– Даже по блату вряд ли возьмут.

В памяти Фёдора всплыли слова Оксаны на стадионе: «Возможно, она тебе сверху послана как космический урок, как тренажёр, на котором ты должен потренироваться и перейти на другой, более высокий уровень».

– Есть люди, которые спиваются и погибают, а ты – скуришься и также погибнешь. Сигарета только усиливают депрессию. Она просто изводит тебя, порви с ней сейчас, ведь сделать это в сорок лет гораздо сложнее.

– Я не могу бросить. Сигареты – мои лучшие друзья, это мой ежедневный обряд. Это все равно что у обычного человека полностью убрать из жизни все сладкое: ни тортов, ни мороженого, ни шоколада, никакого сахарозаменителя – выжить, конечно, можно, но дискомфорт страшный. Или все равно что забрать половину времени, отведённого на сон, а ну, попробуй четыре часа в сутки поспать, долго так протянешь?

– Есть один серьёзный