Приехали.

– Любили, папа был лучше всех. Ну а мама старалась, как могла.

Мама, мама, мама. Что с нее возьмешь, певичка, которая ничего не достигла и потеряла голос, да еще с ребенком на руках и мужем, вечно пропадающим в мастерской. Ей было сложно. Как результат, сложно было и мне. Но кто-то же должен был быть в ответе за все проблемы в ее жизни.

– Вы же понимаете, чем все может закончиться, если вы будете упрямиться? – она протягивает ладонь и нежно поглаживает меня по запястью.

– И чем же? – я напрягаюсь.

– Ренат возьмет себе другую жену. Ласковую и добрую, которая будет любить. У них появятся дети, а вам останется только смотреть на все это и жалеть, что не смогли переступить через свою гордость, – она качает головой, – я уже видела такое, Соня. Не губите себя.

Вот, значит, как.

Хочешь жить хорошо, завяжи свою гордость узлом и ползи на коленях к хозяину. Улыбайся и с энтузиазмом прыгай в койку. Не хочешь же быть второй? Старайся, работай, ублажай.

Ренат и вправду думает, что я такой стану? Посижу взаперти пару месяцев и приползу? Стану шелковой? Выброшу все свою жизнь на помойку и стану приставкой к его эго?

Да я лучше сдохну.

– Рания, вы ведь уже все сделали, идите домой, – хлопаю ее по руке, – вас там наверняка дети ждут.

– Ждут, – она поднимает на меня глаза, – вам не с кем поговорить, Соня. В этом дело. Нельзя одной. В городе есть православная церковь, сходите, помолитесь. Бог всегда поможет увидеть верное решение и вам станет легче. Уверена, Ренат опустит вас в церковь. Нельзя становиться между человеком и богом.

– Что? – у меня от произнесенного отвисает челюсть, – в церковь? Я? – мотаю головой. Только этого мне не хватало, – я атеистка всю жизнь была и всю жизнь буду.

Ее глаза расширяются, и лицо становится бледным как полотно.

– Вы неправильная, – шепчет она и пятится из кухни, – Ренат такой греховной жены не заслужил, бедный мужчина.

– А вы ему скажите, чтобы развелся со мной, – отпиваю кофе, – найдет себе послушную, вас таких тут много.

Рания ничего не отвечает, быстро разворачивается и выбегает. Как будто черта во мне увидела.

Напугала.

Надо было полегче, наверное. Хотя, как еще сказать, что ты атеист? Извиниться перед этим или что?

Вера – это всегда вопрос веры, и я никогда и ни с кем не спорю о его наличии в душе. Каждый решает для себя сам. Но и я имею право не верить, если не хочу. Папа вообще считал ее инструментом управления массами.

Допиваю кофе и отставляю от себя завтрак, когда мало двигаешься и много спишь, почти не тратишь энергию, и восполнять ее не требуется.

Иду к большому панорамному окну в гостиной. Стоишь как на вершине мире. Внизу блестит нереальный стеклянный город, шпили тянутся ввысь ко мне, но дотягивается не каждый. У Рената действительно слишком много денег, без меры. Последний этаж самой высокой башни. Выше только облака. Сажусь в удобное кресло недалеко от окна и застываю. Чувствую себя одной из своих скульптур, которую поставили в выбранном месте, и теперь мне предстоит украшать собой пространство вокруг и жизнь своего мужа.

– Рания уволилась, – Ренат садится на пол спиной к окну и прислоняется затылком к стеклу.

– Хм, – смотрю расфокусированным взглядом мимо него, – с чего вдруг?

– Ты не веришь в бога.

– Д-да, прикинь?

– Здесь не любят атеистов, осторожнее, Соня. К иноверцам относятся вполне терпимо, но не к таким, как ты?

– Ух, Ренат. А во что веришь ты?

– Я бизнесмен, Соня. Мне приходится быть гибким.

– Стой, я знаю, – поднимаюсь с кресла, – твой бог – Капитал, – меня разбирает нездоровый смех, -

«Я ем города, морями запиваю,

Моя борода небо заслоняет,

Гром и молнии, туманы и дожди,

Мои ботинки лижут министры и вожди…» *(Ляпис Трубецкой «Капитал»)

– О тебе даже песню написали, Ренат.

– У тебя красивый голос, Соня.

– Знаю, найди другую прислугу.

– Ты всегда так? Легко заменяешь одних людей другими. Рания работала у меня больше пяти лет. Она очень хороший человек и работа у меня помогала ей содержать семью. Думаешь, тут легко жить? Ничего подобного, Рании сейчас очень тяжело будет. Муж умер, дети не все еще выросли и способны встать на ноги.

Блядь. Надо было сдержаться.

– Найди ей другое место.

– Она теперь не примет помощи от меня.

– Мне жаль, – пожимаю плечами.

– Мне тоже. Черт, Соня. Ты можешь хотя бы попробовать общаться с другими людьми, не раня их? Неужели тебе хорошо здесь одной?

– Мне плохо. Как вообще здесь может быть хорошо? – обвожу руками огромную гостиную, – в этой бездушной коробке.

– Нас в пятницу позвали в гости, Самир и Латифа. Ты познакомилась с ними на приеме. Они милые, тебе понравятся.

– Ладно, – отворачиваюсь от Рената, – я спать.

– Соня, – слышу за спиной шаги, и он нагоняет меня у спальни, прислоняет к стене, – подожди, я скучаю.

Ренат прижимается к моей спине, через тонкую ткань рубашки я чувствую жар тела, который обжигает мою спину. Сжимаю кулаки и застываю. С собой так сложно бороться. Несмотря на полное непонимание между нами, все равно люблю Рената и скучаю в пустой постели. Его губы опаляют мою шею, скользят к самому чувствительному месту за ушком и целуют его. Горячее тепло разливается по телу и отзывается спазмом внизу. Пальцы забираются под майку, гладят кожу на пояснице, скользят по ребрам и накрывают грудь без лифчика. Возбуждение простреливает все сильнее, и желание сдаться ему сейчас пробивает мою оборону, которую я выстраивала все это время. Ренат так любит меня, хочет сделать счастливой и будет относиться, как принцессе. Нужно только сделать шаг навстречу. Забыть обо всем, окунуться в омут чувств.

– Соня, принцесса моя, любимая, – его голос становится все более хриплым и низким. Ладонь скользит мне в джинсы, расстегивая по дороге пуговицу и молнию. Сминает белье, спускается туда, где уже жарко и влажно, – ты тоже хочешь. Зачем ты сопротивляешься?

Зачем?

Самый важный вопрос.

Чтобы остаться собой.

– Пусти, – отталкиваю его руку и залетаю в спальню. Закрываю дверь на замок и опускаюсь вниз.

Стоит только сделать шаг навстречу, и это станет моим поражением. А я не смогу с ним жить и быть нормальной женой. Это не для меня. Даже, если попробую, в итоге все равно брак развалится. Сколько я смогу терпеть и притворяться, ломать себя и подстраиваться под него, эту страну и нравы? Год? Два? Не выдержу даже столько. Я уже сейчас не в состоянии удерживать свой буйный характер, который рвется наружу. Рания стала нечаянной жертвой, которую я даже не заметила. Раньше я бы никогда не позволила себе такого. Но сейчас, без работы я просто зверею. И дальше, только хуже.