один из самых трагических, абсурдных и необъяснимых моментов в современной истории. Любая война – драма, свидетельство полной несостоятельности цивилизации и человечества, и невозможно понять, как образованнейшие и богатейшие европейские страны ввязались в такой конфликт. Многие думали, что он продлится пару месяцев, а на деле он вылился в самую жестокую бойню из известных к тому времени, с миллионами жертв и полным разорением целого континента. Чтобы шрамы от нее окончательно затянулись, потребовалась новая мировая война.

За весной модерна последовало не лето, золотые пашни и спелые плоды, а кровавое пекло, бомбежки и смерть. Весна Прекрасной эпохи продлилась несколько десятилетий и внезапно оборвалась 28 июля 1914 года, через месяц после убийства в Сараеве эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австро-венгерской короны, и его супруги Софии Хотек. За считаные недели счастье, радость и оптимизм, пропитывавшие Европу эпохи модерна, погибли под бомбами и пулями, задохнулись в токсичных газах.

Вполне естественно, что четыре года войны затормозили развитие искусства и культуры. Но вот что странно: когда стих рев танков и боевых самолетов, оказалось, что горизонт дизайна и архитектуры полностью изменился. Модерн не пережил апокалипсиса. Как будто в сражениях прошло гораздо больше четырех лет. Иногда время ускоряется, и перемены спешат, наталкиваются друг на дружку и прорываются вперед. Видимо, нечто подобное случилось в 1914–1918 годах, потому что к концу войны дух времени, то, что немцы называют Zeitgeist, совершил разворот на сто восемьдесят градусов. И нас не должно удивлять, что в 1923 году Жорж Фуке полностью поменял интерьер своего магазина и демонтировал модернистский шедевр, созданный Мухой двадцатью годами ранее. К счастью, он не стал сжигать его или сбывать старьевщику. Иначе в этой книге было бы на одну главу меньше.

На смену природе в качестве источника вдохновения пришли машины и промышленный прогресс. Гайки заменили цветы, моторы заняли место деревьев. Хромированный металл и бетон вытеснили дерево и мозаику. Меньше чем за десять лет архитектура и дизайн изменились так, как не менялись веками: вслед за модерном пришел модернизм в его современном международном понимании. В пышной отделке начали усматривать культурное вырождение, а весенние аллегории модерна стали восприниматься как символ всего того, что не пережило Первую мировую. Бывших триумфаторов задвинули в угол, как обломки прошлого, от которых следовало как можно скорее избавиться. Виктор Орта в Брюсселе, Эктор Гимар и Альфонс Муха в Париже, а также прочие великие мастера перестали получать престижные заказы и оказались не у дел.

Новая архитектура была скромной, функциональной, рациональной и почти монашеской в декоративном плане. Вне сомнения, современный дизайн принес бесчисленные преимущества, но смена стилей оказалась чересчур резкой, радикальной и внезапной – не эволюция, а настоящий переворот. На наше счастье, сохранились такие двери – например, дверь ювелирного магазина Фуке, – через которые мы можем попасть в прошлое, где еще не было бомб и токсичных газов. Попасть в те времена, когда шорох расправляющегося павлиньего хвоста был громче грохота любой бомбардировки. Во времена почти мифологические. В вечную весну.

Фасад дворца Комарес в Альгамбре (Гранада)

Вера, красота и геометрия

…словно жилища у мавров:

снаружи – совестно глянуть,

внутри – одно загляденье.

Из сборника морискских[23] пословиц

Не геометр да не войдет!

Надпись при входе в Академию, основанную Платоном

История не всегда шла так, как нам рассказывают. Не всегда события следовали одно за другим четко, последовательно и необратимо, в спокойном, логичном и разумном чередовании причин и следствий. В истории полно таинственных закоулков и удивительных поворотов, но именно за это прерывистое, извилистое развитие, за это движение лабиринтами, окольными путями и перепутьями мы историю и любим.

Все мы слышали историю про то, как в Италии в конце XV века возродили классическую традицию античности и это привело к невероятному расцвету западной культуры. Этот традиционный нарратив о том, что Ренессанс берет начало именно в тех краях, довольно правдив. Только он неполон. В повести о сохранении древнегреческого и древнеримского знания в течение почти десяти веков, называемых Средними, главные герои – не одни лишь самоотверженные монахи, переписывавшие рукописи в холодных кельях, а места действия – не только Флоренция, Генуя и Венеция. Эта повесть куда интереснее: она ведет нас в Багдад халифов Аббасидов, в Кордову эпохи Омейядов, в Гранаду времен возведения Альгамбры Насридами. А услышать эту историю нам поможет одна необыкновенная дверь, которая откроет некоторые, казалось бы, хорошо знакомые вещи с совершенно новой стороны.

В один жаркий день в конце июля 1369 года насридские войска гранадского эмира Мухаммада V берут город Аль-Джазира Аль-Хадра, ныне Альхесирас. После всего трех дней осады испанский алькайд (то есть комендант) Алонсо Фернандес Портокарреро сдается и просит позволения покинуть город. Двадцать пять лет христианского владычества подошли к концу. Взятие Альхесираса стало лебединой песнью Аль-Андалуса, последней военной победой мусульман после семи веков пребывания на Пиренейском полуострове. Она так много значила для Гранадского эмирата, что Мухаммад V счел необходимым всячески прославить ее в различных постройках Альгамбры, города-дворца, возвышающегося над столицей последнего мусульманского царства в Аль-Андалусе.

В последующие годы, пришедшиеся на расцвет его правления, Мухаммад V приказал возвести несколько шедевров, по сей день украшающих холм Аль-Сабика. Это прежде всего Дворец львов, первоначально называвшийся Аль-Рияд Аль-Саид, или Счастливый сад, перестройка некоторых покоев дворца Комарес, построенного предшественником Мухаммада Юсуфом I, а также выдающийся фасад последнего. Эта стена, воздвигнутая после взятия Альхесираса и выходящая во внутренний дворик, – одно из самых недооцененных сокровищ Альгамбры, возможно, потому, что с нее начинается туристический маршрут. Это дверь, открывающая нам все чудеса.

Каждый день сцена повторяется почти без изменений. Реки туристов вливаются во двор Золотой комнаты и едва замечают великолепный внутренний фасад дворца Комарес. Некоторые, самые любопытные, подходят к другой стороне дворика полюбоваться видами квартала Альбайсин, раскинувшегося внизу. Но большинство просто пересекает тесное пространство и устремляется в дверь фасада, словно увлекаемое магнетической силой. И, в общем, я их понимаю. Я не отрицаю, что за порогом их ждут потрясающие места, творения человеческого гения, но все же как-то неловко наблюдать это полное пренебрежение одним из шедевров Альгамбры.

Порой мне хотелось встать у этой стены и не пускать внутрь никого, кто сперва не осознает, какое перед ним чудо. Я ощущал потребность говорить людям, что Зал послов, балкон Линдараха и Львиный дворик, без сомнения, прекрасны, но не менее прекрасна стена, которую они вот-вот оставят позади: она не меньше заслуживает их внимания. Но я ни разу так не поступил. Может, оно и к лучшему. Эти строки – моя