Шрифт:
Закладка:
— Пасую ответом! — закричал чертенок.
— Из земли выходцев, где главные достоинства — счастие и отвага, — прервал Волынской, — жаль только, что он не наш выходец, и навеки!
— Хват! перещеголял и меня! — восклицал бес, хлопая в ладоши.
— Скажи мне, пожалуйста, братец, — спросил шепотом сбитенщик Артемия Петровича, отведя его в угол залы, — кто это волшебник?
— Да ведь он с вами приехал?
— Нет, он увязался за нами на лестнице! не шпион ли герцога?
— А вот я скоро с ним разделаюсь, сдерну с него фальшивую рожу.
— Постой, два слова…
— Боже! он погубит себя, — шепотом говорил Зуде волшебник, отведя его в сторону, — он, верно, принимает его за друга… Сердце замирает от мысли, что он проговорится… Он с бешенством на меня посмотрел, грозился на меня, показывал, что сдернет с меня маску… Я погиб тогда. Отведи его, ради бога!
— А меня ты узнал скоро? — спросил сбитенщик хозяина.
— Разом.
— Кто ж я?
— Перокин.
— Плутище!
— В другой раз прячь получше свои толстые жабры, пышные губки и бородавку на ухе, а карлом своим не хвастайся.
— Есть ли новости, брат?
— О, важные! Малороссиянин…
— Ну что? Тише…
— И мертв и жив.
— Что за притча! Каким же образом?
— До вас я только что получил…
— Сюда, Артемий Петрович! время не терпит, — вскричал странным голосом Зуда, увлекая за собою упиравшегося волшебника, — плутоват, как Махиавель!
— Махиавель? — повторил Волынской, — я разом к тебе буду, — прибавил он, обратясь к сбитенщику, и бросился в ту сторону, где Зуда возился с астрологом. Этот от Волынского, далее и далее, и в противный угол залы, где никого не было.
— Вы губите себя, — сказал он Артемию Петровичу, схватя его за руку и легонько пожав ее.
Зуда присовокупил шепотом:
— Слушайте его, а не то беда! — Потом сказал вслух: — Колдун вовсе не пьет.
— Избавьте меня! — умолял жалобным голосом астролог, — зато я предскажу вам будущность вашу. Выньте из урны ваш жребий.
— Посмотрим, посмотрим!
Хозяин опустил в волшебный сосуд руку; между тем чародей протяжно запел непонятные слова, как муэдзин взывает на минарете к молитве.
— Эй, люди, сюда! — закричал Волынской, — держите его! беда колдуну, если он напророчит мне худое: утоплю его в вине.
Человека три ухватились за волшебника; из них и Зуды составилась порядочная группа, почти закрывавшая главные лица этой сцены. Молчаливый рыцарь встал с своего места и, не слыша, что они говорили между собою, впился в их душу глазами, сверкающими из-под маски, которую в это время коробило.
Волынской вынул из урны свернутую бумажку и прочел:
«Берегитесь! все ваши гости лазутчики Бирона, выучившие роль ваших друзей и приехавшие к вам под именами их. Они хотят втереться к вам в кабинет. Не оскорбляйте рыцаря: это брат герцога».
Рука записки была та же, которою писали длинное таинственное послание.
— Хитрая штука! — вскричал хозяин, стараясь не казаться озабоченным. — Предсказывать, что мне не будет более успеха в волокитстве!.. Качать его за то!.. Эй, качать колдуна! Осторожнее! — прибавил он потихоньку одному из своих слуг, взявшихся за волшебника.
И двадцать молодцов, исполняя свято приказ своего господина, под лад песни бросали гостя вверх, как мячик, и принимали его бережно на руки, будто на пуховики. Между тем Артемий Петрович шепнул под шумок одному из своих слуг, чтобы стерегли вход в кабинет, отослали домой сани приехавших гостей и запрягли три удалых тройки с собственной его конюшни; потом, возвратясь к мнимому Перокину, продолжал начатый с ним разговор.
— Вот видишь, любезный друг, — сказал он, — я только что пред вами получил прошение на имя государыни за подписью какого-то Горденки и еще нескольких важных лиц. В нем описываются злодеяния Бирона. Но — слышишь? просят вина! Не взыщи. Завтра в восемь часов утра приезжай ко мне с нашими задушевными — я вам расскажу все подробно.
— Зачем откладывать?.. завтра… что-нибудь помешает…
— Нас могут услышать.
— Войдем в кабинет…
— Не могу, право слово!.. Эй! маршалок! бокал сюда! — закричал грозно Волынской, пристав к шумящим гостям, и запел:
Чарочка моя,
Серебряная,
Кому чару пить,
Кому выпивать…
Да какая же чара! — прибавил он, наливая бокал, — не только с хмельком, да и с зельицем…
Выпивать ее
Артемию Петровичу, —
запели два-три голоса с коварною усмешкой.
— А я так думаю — всем гостям моим, — возразил с такою же усмешкой хозяин.
И чара обошла всех гостей, кроме волшебника, успевшего скрыться.
— Эй! скорей еще вина!
Чертенок, воспользовавшись обращением Волынского к своему дворецкому, погрозил вслед ему пальцем и промолвил:
— Поболе таких вин, как твои, господин хозяин, и ты не увернешься от наших когтей.
На эту шуточную угрозу, Волынским услышанную, он отвечал:
— У нас, по милости хозяина, во всякое время найдется довольно вин, чтобы виноватым быть. Беда, беда сбитенщику! За ним, я вижу, опять недоимка. Зуда, не отходи от него, пока не очистит, а то в доимочный приказ, и на мороз босыми ногами.
— Что скажете вы на все это, господин рыцарь? — спросил чертенок молчаливого крестоносца.
Рыцарь молча ударил по эфесу меча своего.
— Ошиблись, господин! вы вместо секиры привесили благородный меч, — сказал Волынской, горячась.
— Не миновать тебе и ее! — был ответ рыцаря, как будто вышедший из могилы.
Хозяин вспыхнул, но старался скрыть свое негодование.
— Что-то помалчивает наша Семирамида? — лукаво спросил инка.
— Она горюет, — продолжал Волынской, — что ошиблась в выборе своего рыцаря. Но добрая Семирамида узнает когда-нибудь свою ошибку — к черту угрюмого конюшего[123] (при этих словах рыцарь нахохлился), и блаженство польется в ее стране, как льется теперь у нас вино. Друзья, за здравие Семирамиды!
— За здравие Семирамиды! — воскликнули гости, и стопы зазвучали.
— Виват! — возгласил турок.
— Ура! родное ура! — закричал хозяин.
— Виватом у нас в Петербурге встречает войско свою государыню.
— Войску велят немцы-командиры, а нам кто указывает! Ура! многие лета царице! веки бесконечные ее памяти!
— Слышишь? — сказал чертенок шепотом, толкнув монаха, — память ей вечная!
— Да, да, я слышал, — отвечал капуцин, — слышал, верно, и благородный рыцарь. Мы все свидетели; от этого он не отопрется.
Волынской подошел к своим слугам и приказал, чтобы качали попеременно всех его гостей.
— Бойчее! — прибавил он мимоходом, — разомните им кости!
Этот приказ развязал руки качальщиков. Надо было видеть, как летали турок, чертенок, капуцин и прочие маски.
— Злодеи! разбойники! тише, родные, пощадите! — кричали они, посылаемые сильными руками к потолку.
При этом действии славили гостей под именами Перокина,
