Шрифт:
Закладка:
«Впечатлён. Продолжай».
«Я учусь, босс…— улыбается Агния.— Так вот… Они знают, что среди местных полно ждунов, которые сольют геолокацию склада. Ну, я бы на их месте слила точно… Когда туда прилетит очередной „Искандер“ — вопрос времени. И думаю, эту бочку с дерьмом они поставили специально посреди боеприпасов, чтобы потом выдать подрыв за удар ТЯО. Но… Мы-то знаем, что они так думают… А они не знают, что мы знаем, так что…»
«Как ты себя чувствуешь?»— перебиваю я.
«Я? А шо? Вроде ничо так… Гля, и зажило всё. Как на собаке…»
Ризома действительно отменно подлатала девчонку. Даже не заметно, где Кирюша-мясник чекрыжил её своим скальпелем. И опухоль эта, или что там было, совсем исчезла.
«Да. Хорошо».
«Боишься, что я опять накосячу?»
«Нет… Я просто».
«Нет, ты посмотри… Зацени!»
Агния задирает рукав куртки. Вдоль тонкой бледной руки, едва отличимая от обычной венки, тянется чёрная нитка. У самого запястья под кожей надувается маленький темный пузырёк. Лопается. И из него появляется небольшой паучок с короткими тонкими лапами. Чуть помедлив, он устремляется вдоль руки, добегает до локтевого сгиба и, ловко забравшись под кожу, снова прячется внутри.
«Прикольно, да? Клёвые павучки?»— улыбается девчонка.
«Создаёшь отдельные биоформы. Интересно. Но это не фокус. Прокладывается феромоновый след. И они бегут, куда надо».
«Говорю же. Я контролирую своё тело».
«Ладно,— соглашаюсь я.— Выдвигаемся через три часа. А сейчас можем отдохнуть. Только отдохнуть, а не в экран пыриться…»
Агния с недовольным видом всё-таки послушно прячет смартфон во внутренний карман. Понимает, что в темноте он только демаскирует нашу позицию. Какое-то время мы оба сидим молча. Вслушиваемся в шорохи холодеющего леса. Девчонка скрипит курткой. Кутает свою змеиную кожу в искусственную. Прижимается к плечу плотнее.
«Поцелуй меня»,— вдруг говорит она.
«Зачем?»
«Ну… Не знаю…— теряется девчонка.— А ты не хотел бы? В смысле… Никогда не задумывался, что между нами может быть близость? Или типа того…»
«В тебе половина моего генома. Мои клетки пронизывали всё твоё тело, пока я собирал тебя из кусков…»
«Ну, я же не об этом… А об обычном человеческом желании…»
«А для этого у тебя нет нужных органов,— замечаю я.— Всё человеческое, что ты ещё чувствуешь, осталось только в мозге. Это как фантомные боли…».
Кажется, последнее уточнение было лишним, потому что голос Агнии начинает заметно дрожать. Явный признак меняющегося эмоционального фона.
«Хочешь, я создам нужные органы?»— спрашивает она уже с каким-то вызовом.
«Зачем?— повторяю я вопрос, чтобы сразу же ответить.— Что ты себе вообразила? Любовь? Счастливая семья? Может, ребёнок? Снова забыла, кто ты теперь? Тогда пересмотри свои любимые ролики. Ты оружие. Хищник, который должен потреблять других хищников. Последнее звено пищевой цепочки. Консумент высшего порядка. И чем раньше ты избавишься от иллюзий, тем больше у тебя шансов выжить! Вот и всё!»
Ризома внутри радостно клокочет. От моего несдержанного раздражения она получила свою небольшую порцию адреналина. Сейчас бы продолжить и порвать кого-нибудь на части. Но нет… Я замолкаю и успокаиваюсь. Тишину нарушают лишь крики ночных птиц.
«Нет. Я — это я,— твёрдо отвечает девчонка.— А ты… Знаешь… Они все верно говорят… Ты и правда чудовище».
* * *
В город мы входим строго по плану. В старых фруктовых садах и правда было совершенно безлюдно. Когда-то ровные яблоневые аллеи теперь хаотично зарастали молодыми сосенками. Тонкие иссохшиеся ветви больных деревьев причудливо изгибались на фоне ночного неба и сами напоминали чёрные жгутики чьей-то расползающейся ввысь ризомы. Внезапно чудится даже, что я больше не в пригороде очередного малозначимого населённого пункта. Не на спорной окраине бывшего союзного государства. А где-то в ином месте. И когда-то в ином — грядущем времени. И всё кругом — вся эта выжженная, взорванная и удобренная войной земля — усажена такими вот странными голыми яблонями. Куда ни глянь. До самого горизонта. Но они не оплакивают павших, как печально согнувшиеся ивы. Не шелестят листвой, как берёзы. Не разбрасывают пух, как самодовольные пирамидальные тополя. Они скребут небо своими чёрными скрюченными пальцами. И недвижимо ждут, когда кто-то попадётся к ним в смертельные объятия. Ждут пищи. И каждая веточка, каждый корень, каждый ствол дерева — это я.
Но, к счастью, я пока что здесь. Справа раздаётся хруст. Щупальца Агнии протаскивают по земле какого-то Тараса, неудачно решившего отлить в кустах. Ризома уже залепила ему всё лицо чёрной кляксой, проникла в горло и выедает изнутри. Но солдатик, спутанный по рукам и ногам, ещё пытается сопротивляться. Как какой-то гигантский таракан, попавший в сети паука. Щупальца на его теле набирают биомассы, сжимаются, ломают человечка как сухую ветку, затягивают под дёрн. Так его кости и будут лежать. Тут под яблонькой.
«Больше никого нет…— сообщает девчонка.— Дальше какие-то завалы у старых коровников и потом огородами можно прямиком к нашей дачке пройти».
Я киваю. Стараясь избегать открытых мест, мы просачиваемся вдоль длинной кирпичной стены. Здания бывшего животноводческого комплекса, закопчённые и давно потерявшие крыши после чьих-то прилётов.
Под ногами, среди битого кирпича, вдруг виднеется что-то круглое. Я приседаю рядом, чтобы рассмотреть получше. Поворачиваю рукой круглую гипсовую голову.
«Ленин… Из центра села, походу, притащили… А вот и остальное от него,— показывает Агния на расколотый торс, приваленный к стене.— Вот шо они, майданутые, везде его ломают? Мешает? Тупизна же…»
На гипсовом туловище и кирпичной стене вокруг дырки от пуль.
«Они его тут расстреливали. И, думаю, не его одного… Пойдём».
На точке мы оказываемся без инцидентов. Дверь не заперта, подпёрта внизу кирпичом. Всё, как и писала информаторша. Растяжек нет. Да и в целом помещение кажется нетронутым. Похоже, славные «захистники» на этот раз постеснялись ураганить жилище своего податного населения.
Маленькая дачка, а скорее избушка. Судя по убранству, досталась от бабушки. В комнате диванчик советской поры, старый «панасоник» с пузатым экраном. В углу под потолком икона, покрытая рушником с южнорусской вышивкой. Православненько.
'А вот это совсем не православненько,— вторя моим мыслям, шутливо отмечает Агния. Показывает мне
