Шрифт:
Закладка:
— Павел Сергеевич, как вы, наверное, успели заметить, мы уже обустроились здесь. И вам будет много легче, чем пришлось нам. Построен ледник, он забит мясом. Высажена картошка. Овощи ещё не посажены, потому что земля ещё холодная. Но это проблема нескольких дней. Не успели мы, к сожалению, обзавестись коровой или козами. Руки не дошли, а такая возможность есть. Не так далеко отсюда хозяйство Силуянова. Он поможет вам в этом. Заведите куриц, а рядом, совсем близко, озеро. Отличная возможность завести гусей и уток. Дерзайте, Павел Сергеевич! Лес полон грибов и ягод. В реке полно рыбы. У вас в отряде есть люди, которые понимают толк в этом? Ваши солдаты из рабочей среды или крестьяне?
— Вы знаете, Евгений Иванович, отряд сформировали за неделю до отбытия. Всё время ушло на сборы. Не было времени познакомиться с людьми поближе. Но мне рекомендовали помощника как человека знающего, с большим жизненным опытом, — не очень-то уверенно ответил Заборное.
Евгений Иванович заметил это… «Обычная история», — подумал про себя. А вслух сказал мягко:
— Сложностей немного. Главное — работать. Фрол Иванович поделится своим опытом, и вам будет легче. Мы задержимся здесь на несколько дней. Ваши люди извлекут много полезного из общения с казаками. Они умеют всё. А я ознакомлю вас с особенностями местности. Впрочем, это не так и сложно, — заключил есаул. И, вставая, добавил: — А теперь пойдём повечеряем. Ерофеич наверняка уже собрал на стол. А потом — баня и отдыхать.
* * *— А вот здесь, — решительно заявил, покачнувшись, Фрол Иванович, — у нас ледник. Громадный.
Заглобин и щуплый помощник Заборнова остановились у навеса на краю поляны.
— Где? — поднял худенькое остроносое лицо собеседник Фрола Ивановича.
— Да ты што, ослеп, Дерибонт Исафьевич?!
— Дармидонт Астафьевич Райцев! — поправили Заглобина.
— Да ладно! Ты же меня понимаешь… Значит, так… Эту землю убрал! Там шкура кабана и доски.
— А кабан-то зачем?
— Какой такой кабан?! А-а-а-а! Это же чтобы земля вниз не сыпалась. Соображай головой, дружище! Внизу же лестница. А там — много мяса. Козы, свиньи, зайцы, там… Вам хватит до осени, Дорифонт Афкадьевич! А там сами настреляете… Давай-ка отдохнём, Дыр… Аф… Что-то ноги у меня сегодня тяжёлые, — опёрся Фрол Иванович, приседая, на плечо Райцева.
И оба завалились на бок. Фрол, с трудом сев, поднял за плечи и усадил Дармидонта Астафьевича, сняв с плеча вышитый бисером трофейный худжун. Вынул оттуда большой платок, расстелил на траве между своих вытянутых ног, достал большой шматок сала и две лепёшки. Налил до середины в жестяные кружки самогон из бутыли. Вложил одну в руку Райцева, вторую, сказав: «Да чтоб болячки не сожрали!» — одним глотком отправил в рот. Закрыв глаза, посмаковал. Расправив усы, вытянул вперёд руку с растопыренными пальцами:
— Значит, так: ледник показал, — другой рукой загнул палец. — Погреб знаешь — это два, — загнул ещё один палец. — Баню знаешь… Колодец знаешь… — сжал руку в кулак. — Картошка, грядки где, тоже знаешь. Сегодня отдохнём, а завтра съездим на болота. Кабанов там, шоб ты знал, пропасть! Грязь там какая-то лечебная, сказал Евгений Иванович. Ну вроде всё! Отдыхай, Дыр… Дор… тьфу!
Завалился на траву, покрутился поудобнее и через минуту захрапел, посвистывая.
Раннее утро последнего дня на базе — дня отъезда. Повозки, готовые в дорогу, стоят цепочкой. Озадаченные ездовые копошатся с упряжью. Молодые солдаты с грустными и бывалые донцы с безмятежными, уверенными лицами толпятся во дворе. Последние наставления и пожелания.
Фрол Иванович, подтянув стремена, сидит бочком на низкорослой лошадёнке. Так, уверяет он всех любопытствующих, ездят лихие степняки-ногайцы. Должно быть, не согласная с доводами Фрола Ивановича лошадёнка, выгнув шею, пытается ухватить жёлтыми зубами его круглую коленку.
Фрол Иванович, замахнувшись плёткой, шипит яростно:
— Ну погоди, коза! Дождёшься! Я тебе ещё покажу, кто у нас хозяин!
Его сердешный друг Дармидонт Астафьевич с безнадёжно мудрым еврейским выражением лица стоит рядом. Вот есаул уже выпустил из объятий растроганного Павла Сергеевича. Одним махом взлетел в седло. И, подняв руку, тронулся с места.
— Ну, дорогой друг, прощай! — Фрол Иванович обхватил ладонями лицо приятеля, обслюнявил его нос и, натянув поводья, от души огрел плетью норовистую лошадёнку. Та, взбрыкнув задними ногами, но получив ещё и ещё, смирилась.
— Фрол Иванович, а, Фрол Иванович! — зачастил Егорка, тряся его за плечо.
— А? Что? Чего тебе, Егорка? — открыл заспанные глаза Заглобин.
— Фрол Иванович, а Буян-то, Буян…
— Что Буян? Ему там будет хорошо! Он там привычный. Конура-то у него какая!
Фрол Иванович зевнул и перекрестил широко открытый рот. Поперхнувшись, побагровел и рявкнул:
— Егорка, а это ещё что?!
— Так я же и говорю! Я же привязал его, как вы сказали! Накрепко! А он верёвку-то сгрыз и убёг за нами! Вон у него на ремешке-то верёвка сгрызенная висит…
— Ну-ну, — промычал Фрол Иванович. — Да и хрен с ём! Убёг так убёг. Не мешай мне, Егорка! Я плохо ночью спал. Тут хоть в седле высплюсь. Брысь, Егорка!
Егорка, придержав лошадь, пристроился позади, не скрывая довольной улыбки на плутоватом лице.
Глава восьмая
Совещание у губернатора завершилось раньше, чем предполагал есаул, а потому, раскланявшись с его участниками, решил прогуляться пешком до своей гостиницы.
Ярко освещённая центральная улица крупного города, красочно оформленная витринами множества магазинов, разноцветные огни реклам, музыка, вырывавшаяся наружу через распахиваемые двери ресторанов, создавали иллюзию беспечальной жизни. По каменным тротуарам сновало множество счастливых, богато одетых людей. Многоголосые клаксоны редких ещё автомобилей увеличивали сумятицу вечернего города. Всё это всколыхнуло в памяти Зорича слой покрытых туманом времени картин его беспечной петербургской жизни.
Дав на чай бородатому швейцару, распахнувшему входную дверь, есаул, пройдя вестибюль, подошёл к пустынной стойке портье. Нажал звонок. Подождав, нажал дважды. И тут
