Я замираю в предвкушении. Так как в своей сексуальной жизни я не сталкивалась с доминированием, то предстоящее пугало и вызывало любопытство одновременно. Но как бы странно это не звучало, в глубине души я доверяла Марку и знала, что он не сделает ничего, что могло бы вызвать у меня отторжение.

– Раздвинь ноги, – раздался его четкий приказ, и я бесстыдно расставляю ноги шире, а возбуждение переходит все возможные пределы. Я теряю себя, отдавая в безоговорочную власть этому мужчине. Так было всегда. И я совершенно не против. Потому что Марк определенно лучше знает, что нужно моему телу, чтобы получить удовольствие, которое возможно только с ним.

Марк даже был прав насчет повязки: мои ощущения обострились в разы, и, лишенная возможности видеть, я представляла, как выгляжу в нижнем белье со связанными руками и широко раздвинутыми ногами. Сексуально. Порочно. Пошло. Но меня это не смущает. Стыд? Его нет. Потому что я знаю, что сейчас выгляжу в глазах мужчины невероятно желанной женщиной.

Я в нетерпении ерзаю, ожидая, что же предпримет Марк в следующем шаге, и он не заставляет себя ждать. Прикасается губами к чувствительному месту на шее, прикусывая кожу, и тянет за трусики, натягивая их так, что кружевная ткань врезается в мое тело, задевая давно изнывающий клитор. Я издаю гортанный стон, подаваясь навстречу движениям ткани и откидывая голову на плечо Марку.

– Ты не представляешь, как я тебя хочу, Катя, – шепчет, словно в бреду, прокладывая дорожку от моей шеи, по ключицам к груди. – Ты та, кто снилась мне, о ком я грезил все эти гребаных четыре года…

– О Боже, Марк…Пожалуйста…

Я сама не понимаю, о чем прошу, но хочу, чтобы он, наконец, утолил голод моего тела, чтобы унял ту агонию, в которую сам же нас и загнал.

– Извини, Катя, сегодня лимит моего терпения исчерпан до дна…

И с этими словами резким движением Марк просто разрывает мои трусики, заставив вскрикнуть от неожиданности. Бюстгальтер постигает та же участь.

Сильной рукой Марк надавливает мне на поясницу, придерживая за связанные запястья.

– Прогнись и ляг головой на подушки, – следует холодный и четкий приказ, а я уже ничего не соображаю, желая лишь одного: чтобы этот мужчина оказался во мне как можно скорее. – Да, вот так, дорогая. Потрясающий вид.

И с этими словами он стискивает до боли мои бедра, на которых утром, я уверена, останутся синяки. Но я буду этому даже рада. Мне нужны будут доказательства того, что я действительно провела ночь с мужчиной, по ком болит мое сердце эти годы, что это – не плод моей бурной фантазии и не сон.

Мы давно перешли ту грань, когда нам с Марком нужна прелюдия. И если он сейчас полезет ко мне с нежностями, клянусь Богом, я выпутаюсь и лично его изнасилую! И тогда точно никто не забудет эту ночь…

Марк входит в меня одним резким и точным движением, с низким гортанным стоном удовольствия, отчего я выгибаюсь в его руках, как кошка, ожидая такой желанной и необходимой разрядки. По моей спине струится пот, а тело дрожит, готовое вот-вот разорваться на миллионы мелких частиц.

Воскресенский прижимается к моей спине, целуя шею прямо в то место, где бешено колотится пульс, и обхватывает чуть шершавой ладонью грудь, зажимая между пальцев сосок до боли. Его движение тут же отдается дикой пульсацией между ног, заставляя влагалище судорожно сжиматься вокруг его твердого и мощного члена.

– Мааарк, – буквально взвыла я, не в силах играть в игру, затеянную этим мужчиной. – Умоляю, сделай что-нибудь! Я больше не вынесу!!

– Я же говорил, что ты будешь меня умолять, – раздается над ухом насмешливое, и Воскресенский, перехватив меня под грудью, дергает на себя, заставив подняться. Такая поза здорово изменила угол проникновения, и я могла почувствовать его очень глубоко в себе. И это было единственно правильным на данный момент. Мы были одним целым. Так было задумано свыше.

Марк поворачивает мою голову к себе и впивается голодным поцелуем в губы, словно я – живительный источник, словно последний глоток кислорода на земле. Я отвечаю ему со всей страстью, вкладывая в него свой глубинный смысл. Рассказывая, как скучала, как мое сердце разрывалось на миллион частиц, тоскуя по нему, как было плохо и тяжело, и лишь воспоминания и улыбка сына позволяли держаться.

Марк самозабвенно трахает мой рот языком, тараня тело сильными толчками. Я подаюсь навстречу, потому что хочу отдать всю себя без остатка, раствориться, принадлежать, подчиниться…

Я балансирую на грани, и даже хныкаю от того, что хочу получить долгожданный оргазм, но что-то удерживает меня на «этой» стороне. Марк тонко чувствует мое состояние, и, продолжая одной рукой удерживать мой подбородок, второй едва ощутимо надавливает на чувствительный клитор. И я тут же взрываюсь, как сверхновая, застыв в немом крике, задыхаясь от ощущений. Марк крепко прижал меня к себе, не позволяя осесть кулем, вторгается в мое все еще содрогающееся тело мощными толчками на запредельной скорости, и замирает с громким стоном.

Мы все же падаем на кровать, пытаясь унять дыхание. Я все еще с завязанными глазами и не ощущаю окружающую меня действительность. И стоит признать, что сегодня – лучший секс в моей жизни.

Воскресенский аккуратно освобождает мои руки, растирая запястья.

– Не переборщил? – заботливо интересуется Марк, а я могу лишь промычать что-то невразумительное. Сейчас это мой максимум. Марк снимает с моих глаз повязку (ей оказался галстук, который был на нем на встрече) и тихо произносит с мягкой улыбкой:

– Привет. Ты как?

– Я, кажется, в раю, – бормочу, довольно растягивая губы.

Но резкий звонок моего мобильного, раздавшийся с прикроватной тумбы, напомнил, что я все еще на грешной земле.