Шрифт:
Закладка:
– Пей, я сказала, – велела я и залпом опрокинула рюмку.
По горлу разлилось тепло, и хватка вины на ребрах немного ослабла. Настойка помогала мне вздохнуть свободней, но ее действие всегда заканчивалось, и я вновь задыхалась от собственной беспомощности. Лира зажмурилась, выпила и закашлялась. Я тут же налила ей еще и кивнула на рюмку. Фарфоровая девочка не решилась спорить и осушила ее вслед за первой.
Она все еще хныкала, забравшись с ногами в кресло, но уже не голосила, как раненый зверь. Мои слезы просохли. Возможно, мы сможем поговорить, если она вновь не начнет обзывать меня шлюхой.
– Я не знаю, как мне жить дальше, Амаль, – пробормотала Лира. Теперь она избегала моего взгляда. Наверное, поняла, что плакала в покоях ненавистной соперницы. – Да, он разлюбил меня. Вернее, никогда и не любил. Я так и не смирилась с этим, но все мои страдания имели смысл, только пока он был жив.
Она вновь всхлипнула и тихонько высморкалась в шелковый носовой платок.
– Я ревновала его к тебе, сходила с ума, но сегодня… Сегодня все это стало таким мелким, таким незначительным. Его больше нет, Амаль. Как с этим смириться? Как принять? Знаю, что рано или поздно выйду замуж за достойного мужчину, но я хотела бы просто иногда видеть его и знать, что он жив, пусть и не любит меня нисколечко. Но что теперь? Амира сожгут, и не останется на этом свете ничего, кроме памяти о нем. Разве это справедливо? Чем Амир это заслужил?
Лира вновь тихонько заплакала, а я напряженно размышляла, значат ли ее слова готовность к примирению. Поможет ли мне она, если скажу, что Амир жив? Станет ли опорой, если мне придется покинуть Адрам? Четыре дня я раздумывала над планом, и Лира вдруг показалась мне неплохим его дополнением.
– Лира, успокойся и послушай меня. Я скажу кое-что, о чем ты не должна рассказывать абсолютно никому. Если поможешь мне, то поможешь и Амиру.
Услышав имя возлюбленного, Лира подобралась, икнула и в ожидании уставилась на меня. В ее глазах я вновь увидела трезвый рассудок. Творец, хоть бы не ошибиться.
– Он жив, Лира, – выпалила я. – Жив, но в очень большой беде. И если мы не поможем, он погибнет.
Она размашисто утерла слезы и уже сама плеснула себе в рюмку настойки. Сколько же ипостасей у кроткой с виду Лиры?
– Откуда ты знаешь, что он жив?
– Знаю. Его схватила Первая стража и отправила в Белояров. Это Амир убил моего брата.
Лира опрокинула в себя рюмку и закашлялась на моих последних словах.
– Зачем ему это делать?
– Из-за меня. Айдан держал меня в плену. Мы с ним охотились друг за другом, и он оказался умней. Амир вместе с товарищами пришли мне на выручку. И вот чем это закончилось.
– Ты здесь, а он… у Первой стражи, – бормотала Лира. – Но почему ты здесь? Как сумела так быстро вернуться?
– Мне помогли. Но это сейчас не так важно. Навиры отмахнулись от Амира и его товарищей, соврали об их смерти. Их не будут судить. Это дело обставят шито-крыто. Я должна помочь им, иначе не будет мне покоя.
Лира прищурилась и прошипела:
– Конечно, не будет. Все это случилось из-за тебя.
Наверное, она думала, что ранит меня колкими словами, но разве можно ранить уже разорванное сердце?
– Знаю и хочу это исправить. Я собираюсь отыскать Амира и отправиться в Белояров, к Тиру. Возможно, мне придется там задержаться, и у власти должен остаться человек, которому воевода всецело доверяет.
Я выразительно взглянула на Лиру, и та поперхнулась собственной слюной.
– Ты собираешься оставить на меня провинцию?
– Советники слишком ненадежны, комендант себе на уме. Тиру нужен твердый тыл. Мои Беркуты защитят тебя, как и колдуны, благодарные воеводе за его указ. Ты поможешь мне?
Мы с Лирой долго смотрели друг другу в глаза. Брошенная невеста и разлучница. Аристократка и дикарка. Женщины, вынужденные объединиться, чтобы помочь одному любимому. Пришла пора обжечь трудностями фарфоровую девочку. Она либо закалится, либо расколется.
* * *
– Шурым! В сотый раз говорю: рехнулась совсем девка! Рех-ну-лась! – непрестанно бранилась Игла, но не отставала. Она держала за костлявую руку бичуру и укрывала их обоих миражом из теней.
Адрам уже давно спал. Время подбиралось к трем часам ночи – часу между волком и собакой. Именно тогда нечисть обретала наибольшую силу, значит, и русалка сможет выйти из воды. Мы пробирались по улочкам, стараясь держаться подальше от широких дорог, но пройти через центральные ворота пришлось. Караульные с любопытством покосились в мою сторону, но вопросов задавать не стали.
За пазухой покоилась перчатка Амира, и только она придавала мне какой-никакой решимости, пока причитания Иглы эту самую решимость убивали на корню.
– Отстань от нее. Нет другого способа узнать, где там ваш драгоценный Амир, – проскрипела бичура, отчего Игла только шикнула на нее.
– Она же этого не умеет. Амаль – недоведьма. Вот ее мать…
– Я и без тебя знаю, что в подметки не гожусь Мауре, но не могу не попытаться. – Шепот независимо от моей воли перерос в рычание. Мне претило упоминание о матери, которая, возможно, плела паутину заговора вместе с Мансуром.
Прошло три дня с нашего разговора с Лирой, и мои силы наконец полностью восстановились. По крайней мере, так сказала бичура. Нечисти виднее.
Мы спустились по течению Звонкой, оставив позади аккуратные улочки, вдоль которых ровными рядами теснились дома. Дороги из брусчатых превратились в проселочные, огни города мерцали далеко за нашими спинами. Я зажгла огонек на ладони, и он осветил нам путь. В течении реки изредка слышался нежный перезвон колокольчиков, и мое сердце тревожно замирало.
Подошвы сапог скользили по камням, пока мы приближались к воде. У реки поднялся ветер, скрыв перезвон от наших ушей. Игла уже давно развеяла мираж – в кромешной тьме мы сами не увидели бы друг друга, если бы не мой огонь, не то что другие.
Бичура деловито прошлепала к воде и вошла в нее по пояс.
– Ух, ледяная. Непросто тебе придется, Амаль, – сказала она, но меня пугал не холод. – Эй, красавица, выходи на берег. Со мною ведьма пришла, тебе дар принесла.
Я предусмотрительно выудила из холщовой сумки гребень тонкой ручной работы, заботливо купленный вчера в самом известном ювелирном магазине Адрама. Знал бы владелец, так услужливо мечущийся вокруг меня, кому предназначалась его гордость – черепаховый гребень, инкрустированный золотом и рубинами!
Бичура вышла на берег
