на себя. И, конечно же, притягивать к себе в «вагон» «пассажиров» – это на их языке. Кто-то, может быть, был замешан в преступной деятельности, а кто-то, вообще, не при делах. Наличие реальной вины – дело десятое. Главное отчитаться. А раз ты уже попался – будешь сидеть и не рыпайся.

– Да знаю я чуть-чуть этот язык, немного по фене могу ботать. Трудное детство, уличное воспитание, так сказать, – грустно улыбнулся я. И еще я знаю, что ни один бродяга, отсидевший в тюрьме, не считает себя виновным. Они все поголовно говорят, что сидели понапрасну. Может и сами верят в это самозабвенно.

– Я, конечно же, не знаю деталей, всех тонкостей дела, но могу судить о нем по народной молве. А это очень непростой и зачастую правдивый индикатор оценки событий. К примеру, на вопрос о мотивах якобы заказа Сергеем Алексеевым для исполнения Старожиловым убийств целого ряда лиц официального внятного толкования нет. Оно просто отсутствует. А тут надо было ответить всего на один вопрос: кому это выгодно? Без мотивов преступлений не бывает. Это аксиома. Поэтому я склонна считать, что Старожилов никого не убивал и такого заказа никогда не получал.

– Ну, ты, Анна, скажешь тоже. А множество томов дела, всякие доказательства, экспертизы. Это же ого-го! – возражаю ей я.

– Под поставленную цель – раскрытие преступлений любой ценой – можно подогнать все что угодно. У правоохранителей имеется целый арсенал таких средств. Это и насилие, склонение к лжесвидетельствованию, к оговору, подтасовка материалов и, наконец, грубая фальсификация. А зеки – это практически бесправные люди.

– Понимаю, я это испытывал и на своей собственной шкуре.

– Только пойми меня правильно. Я не хочу всех подряд красить одним цветом. В правоохранительной системе очень много квалифицированных, глубоко порядочных людей и специалистов. Там у меня есть очень хорошие друзья.

– Я тоже так считаю и этому есть немало подтверждений. Давай подведем итоги нашего разговора, – проявляю инициативу я.

– Давай, – говорит мне Анна.

– Твой крестный брат – кровавый преступник. Это подтверждено материалами дела и судебным вердиктом, вынесенным в установленном Законом порядке. Все его жалобы и обращения о пересмотре приговора в Верховный суд в основном отклонены. Че тут спорить? Твое родство с ним было закреплено в матушке-церкви. Значит, ты тоже виновата перед Богом в том, что не смогла пресечь деятельность этого, потонувшего в людском горе, мясника-убийцы! Это мой тебе приговор. Так раскаиваешься ты или нет? Отрекаешься ли от такого родственничка-подонка, чтобы очистить свою душу перед Всевышним, чтобы не гореть в огненной геенне после страшного суда? – в моем взоре сверкали искорки праведного гнева и надежда на просветление моей собеседницы.

– Нет, никогда и ни за что не отрекусь, – строго глядя на меня, с ледяными кристалликами во взоре, со стальными нотками в голосе ответила Анна. – Виновность Саши для меня под большим вопросом. А его главенствующая роль в банде № 2 вообще фантастика. Сашка не был судим ни разу. А в клетке, я была на заседании суда, сидели такие уголовные рожи с множеством ходок, просто смотреть было страшно. Подобные личности над собой начальствующего парня без соответствующего тюремного прошлого просто не допустили бы. Так что не надо тут клеймить меня позором. Ты что Бог или поп, чтобы в мой адрес говорить такие речи? Взывать к отречению?

Вот и Максим – старший сын Александра, наверное, напичкан информацией из прессы о своем отце-злодее. Он уже вырос, завел семью. Работает инженером по системам видеонаблюдения. А отца ненавидит. И мать свою, Алену, которая его просто бросила в малолетстве. Отца невзлюбил может за то, что сидит за тяжкие преступления. А может и за то, было дело – батя влюбился. Если до этого пацан жил с отцом, папа заботился о Максе, то потом новая жена по имени Анжела родила ему сыночка Влада… Сейчас ему уже семнадцать лет. Когда Сашку посадили, малышу исполнилось только три годика. А тогда Макс ушел жить к своей тете Свете – сестре папы. Максим и сейчас во всем своей тетке помогает, любит ее. А Сашка с сестрой в контрах, даже не переписывается. Короче, не ругайся, мне и так тошно. Ты не Бог и не священник.

– Нет, я не поп и тем более не Бог. А ты, Анна, молодец, откровенный человек. Я прошу простить меня за резкие суждения. Сам так не думаю и мне больше близка твоя точка зрения. Мне просто было нужно проверить тебя на крепость собственных убеждений и стойкость характера. Я в конечном итоге верю в справедливость, – виновато улыбаясь, произнес я.

Анна уловила некую хитринку в моем голосе:

– А ты, Сергей Алексеевич, когда врал? В первом случая, клеймя позором меня и Александра? Или во второй раз, когда поддержал меня морально?

– Конечно, во второй раз я говорил правду, – приветливо заулыбался я.

– Твои слова, Сергей, звучат как волшебство.

– Просто я работаю волшебником, волшебником…, – зазвучали стихи Льва Ивановича Ошанина.

Я летаю в разные края.

Кто же знает, где мы завтра будем.

Дождик привожу в пустыню я,

Солнце раздаю хорошим людям.

Почему, дружок? Да потому,

Что я жизнь учил не по учебникам.

Просто я работаю, просто я работаю

Волшебником, волшебником.

Не жалеть для друга ничего,

Думать о других немножко тоже —

Вот моё простое волшебство,

Может быть, и ты мне в нём поможешь.

Почему, дружок?

Да потому,

Что я жизнь учил не по учебникам.

Просто я работаю, просто я работаю

Волшебником, волшебником.

– Хоть пой, хоть вой навзрыд, жизнь продолжается, – произнес я, глядя в небеса.

– Наколдуй тогда что-нибудь хорошее, Сергей. Твой оптимизм внушает мне доверие и теплоту, – глаза Анны постепенно оттаяли.

– Посмотрим, только волшебство здесь, наверное, не поможет, – грустно улыбнулся я.

Суд праведный?

Продолжу свое повествование дальше.

Старожилов, как и я, тоже отказался оговаривать Сергея Алексеева. И идти на сознанку в чужих мокрухах тоже не стал. Вот и закрутились жернова правоохранительной мясорубки. Так он мне потом пояснил.

– Если бы пошел на поводу следствия, наверное, не сидел бы на ПЖЗ, – грустно, но без сожаления сказал мне в письме Александр Старожилов.

За грубость судье и, скорее всего, за упорное отстаивание им своей невиновности Александра удалили из зала суда до конца разбирательства. Он предпринимал меры, чтобы вернуться, но…

Вот несколько строк из протокола судебного заседания по делу №2—1/2012 года от 1 марта этого же года, где рассматривалось ходатайство Старожилова об изменении ему меры пресечения на домашний арест. Подсудимый Старожилов, доставленный из тюрьмы конвоем (ведь будучи отстраненным, он