Шрифт:
Закладка:
Становилось легче не думать об Максиме теперь, когда Валентин предложил мне выйти замуж, но было тяжелее заставить себя забыть его. Я до сих пор думала о нем поздно вечером, когда была в постели, часто желая, чтобы он был внутри меня.
Тем не менее, я не бежала к нему и его сволочному образу жизни, и я никогда бы не позволила, чтобы он пришел ко мне.
Никогда.
Я закрыла глаза, пока теплая вода обволакивала меня. Чья-то рука накрыла рот, в то время как вторая ласкала голую кажу бедра.
Адреналин вспыхнул во мне слишком поздно, и уже не имело значения, как сильно я боролась, пытаясь встать с ванны.
— Ты напугана? — грубый глубокий голос проник в самое сердце — Если закричишь, ты заплатишь.
Я кивнула головой, как смогла, пытаясь унять скачущее сердце и разрываясь между остатками страха и возрастающим гневом.
Он убрал руку, и я сделала несколько глубоких вдохов, быстро моргая и пытаясь решить, будет ли хорошей идеей укусить его. Скорее всего, нет…
Его темные волосы были коротко подстрижены по бокам. Густые ресницы казались очень интенсивными. Раньше я действительно думала, что они были мягкими и теплыми? Не было ничего мягкого в Максиме. Он был жестким и измученным человеком, отрезанным от безжалостной ткани.
Мое тело помнило его. Помнило его прикосновения, его аромат, то, что я чувствовала, когда он был во мне…
— Как ты узнал где я. Что тебе нужно. Снова?
Его рот изогнулся, показывая его восхитительные ямочки. О, как это меняет его, скрывая то, насколько опасным он был с его легким ребяческим очарованием. Я ненавидела это его игривое настроение так же, как и обожала его.
Жар его тела начал проникать в мое. Каждый сделанный мной вдох был наполнен его запахом, каждое совершенное им движение вызывало эхо воспоминаний, заполнивших меня.
— Расслабься — убеждал он, его ладонь двигалась ближе к моей пульсирующей плоти, почти два года прошло, я до сих пор не могу забыть, множество ночей с ним.
— Не смей.
— Сейчас ты в моем мире, Арсения. Мои правила.
Арсения
Прошлое
— Доченька! — ко мне подбегает мама вся в слезах — где папа? Что с ним?
Я обняла ее, крепко прижавшись. Отца увезла скорая, сейчас он был в реанимации, о нем нечего известно не было. Как был без сознания, так и остался.
— Мама, успокойся, он в реанимации. На работе упал…С ним все будет хорошо — прозвучал призыв в моем голосе.
Мой живот скрутило, я ненавидела эту ситуацию, душа болела за отца.
— Я так испугалась…
— Я тоже очень сильно. Но я уверена, с ним все будет хорошо, это же папа, по другому не может быть — сказала я, молясь за то, чтобы это действительно было так просто.
Что теперь будет с нами? Неужели Максим виновен. Он знал что он мой отец, не мог так поступить. Я хотела верить, что это так.
Я глубоко вдохнула. То, что мы имели в вместе… это казалось таким простым и ясным. Таким правильным. Теперь все было мутным, омраченный семейными узами. Я огорчилась из-за того, что где — то по пути мы утратили невинность наших отношений.
Но траур по тому, что мы потеряли — не помешал мне понять, что мы все же вместе. Когда я находилась его в объятиях, я чувствовала, что была там, где мне и следовало быть. Такое уникальное чувство домашнего уюта и спокойствия.
Я уткнулась носом в мамины объятия, желая утешить ее и получить утешение взамен. Я могла чувствовать напряжение в ее теле, ей так же было плохо как и мне.
— Вы семья Давыдова? — к нам вышла женщина доктор.
Поднявшись, я взяла за руку маму. Я чувствовала поддержку матери. Я знала, что мне понадобится кто-то, рядом со мной, потому что в противном случае я, вероятнее всего, просто грохнусь в обморок.
— Да — тихо прошептала я — дочь.
— Здравствуйте, я Анастасия. Лечащий врач вашего отца. С ним все хорошо, но к нему пока нельзя, я говорила вашему отцу вовремя принимать таблетки, но он пропустил прием, у него случится сердечный приступ. Я предупреждала его. К нему пока нельзя.
— Сердечный приступ…. выдыхаю я.
У меня кружится голова, и я стараюсь сосредоточиться на ее лице.
— Дочка — вижу обеспокоенное лицо матери.
Я стараюсь оставаться в сознании, но тьма поглощает меня. Я приветствую ее, словно старого друга, держащего меня в теплых объятиях.
Я прихожу в себя на больничной койке с иглой в руке и приятным туманом в голове. Затемнённым взглядом замечаю маму, которая сидит возле моей койки.
— Мама? — произношу я, в горле сухо и очень хочется пить.
— Вы меня в могилу сведете. Оба с отцом — ее рука сжимала мою.
— Что со мной? — почему так хочется пить? — Пить…
Мама берет стакан с тумбочки и подносит согнутую соломинку к моему рту, чтобы я могла попить. Я делаю глоток, и холодная вода скользит по моему языку и вниз по горлу.
— Где отец? — резко вспоминаю по какой причине, мы с мамой в больнице.
— Он в порядке. К нему пока нельзя, вместе пойдем — тяжело вздыхает — Почему, ты не сказала?
Выражение ее лица — это сочетание разочарования, раздражения и заинтересованности.
— Ты о чем?
— Ты ждешь ребенка, и я не знаю об этом — я вижу на ее лице улыбку.
— В смысле? Я?
— Ну не я же — смеётся.
Моя туманность исчезает, потому что я в шоке.
— Не может быть!
— Ты не знала? Валентин будет очень рад, он хороший мужчина, прекрасный выбор.
Я отвернулась от мамы, пряча свои слезы. Нашла время плакать. Мама незнает, что я рассталась с ним.
— Ну что ты? — от матери нечего не скроешь — Разве это не прекрасно? Ребенок, когда я узнала, что беременна твоим братом, мы с отцом были очень счастливы…
— Он не Валентина — перебила я ее.
— Твой отец придумал имя… — до нее видимо дошел смысл моих слов — как не его?
Закрыв глаза, я воскресила в памяти его сильные руки на своей коже, его губы на своих губах, их дыхания, ставшее одним целым.
В горле образовался комок, шмыгнула носом, прогоняя вновь набежавшие слезы. Я совсем раскисла! У меня будет ребенок, я должна радоваться, но радости совершенно нет, я его очень сильно обидела, и теперь страдаю, как теперь объясниться?
* * *
Я ожидала услышать приглушенные голоса, ощутить напряжение в воздухе, такое, которое всегда сопровождает какое‑нибудь дерьмо. Вместо этого я услышала смех отца и разговор матери.
