Довольно своеобразно различными источниками представляется нам обычное соседское приятельство, когда спартиаты могли указывать не только своим, но и чужим детям, а также распоряжаться имуществом, слугами и лошадьми соседей. Плутарх либо путает спартиатов с илотами, когда говорит о том, что в поле спартиат, якобы, пользовался имуществом, размещенным на складе соседа (инвентарем), либо мы имеем подтверждение тому, что вовсе не все спартиаты были солдатами. Многие не могли нести службу либо в силу ограниченности физических возможностей, либо из-за полученных ранений и болезней. Они лишались лишь права участвовать в государственных делах и военных ритуалах, но вовсе не лишались свободы и собственности, и могли заниматься хозяйственными делами. То же касается и старших возрастов. Спартанцы редко призывали на войну тех, кому минуло 40 лет. Они также могли заниматься хозяйственными делами. И наверняка занимались – в силу запрета на праздность.

Спартиату-солдату было настрого запрещено работать в поле. Поэтому, скорее всего, речь у Плутарха идет все же о соседском сотрудничестве «гражданских» спартиатов или даже об обычае всего населения Спарты. Плутарх указывает, что склады были опечатаны, а сосед, пользуясь чужим имуществом, непременно восстанавливал печати. Это означает, что вовсе не каждый мог себе позволить нарушить печати хозяина. Скорее всего, соседи пользовались либо одинаковыми печатями, либо считали склад не затронутым произвольным вторжением, узнав печать соседа.

Античные источники представляют спартанцев как отъявленных взяточников и сребролюбцев. Повод к тому дают всего несколько примеров, ни один из которых не был основан на установленных фактах. «Доказательства» могли проистекать из курьеза: лидеры демократов в Афинах отчитывались перед своими сторонниками тем, что, якобы, ежегодно отправляют в Спарту деньги на подкуп лаконских «верхов», которые за это не возобновляют военных действий. Никаких данных о том, что эти деньги действительно попадали в Спарту, нет. И в наши дни иные отчеты о расходовании средств государственного бюджета откровенно лживы.

Античные авторы указывают на уличение спартанских царей во взяточничестве. Попытки уличить, действительно, были (и это была форма борьбы «партий», не менее горячая, чем в Афинах), но ни одного факта толком доказать не удалось. Доказанными считаются лишь два случая, но оба они совпадали с «политическим заказом» в период обострения борьбы династий спартанских царей. Совершенно нелепой и явно вымышленной является история с царем Леотихидом, якобы, получившим взятку от фессалийцев. Геродот сообщает, что царя застали на месте преступления сидящим на мешке с золотом. Трудно себе представить, кто мог «застать» царя. Кроме того, и наказание показывает, что казнить царя было не за что. Именно поэтому ему позволили бежать в Тетею. Тем самым был решен вопрос о власти, а о наказании за взятку никто и не заботился.

Утверждение о том, что спартанцы за пределами Спарты оказывались падки до золота и серебра, также не выдерживает критики. Дело в том, что в Спарте золото и серебро не имели цены, а их накопление могло привести к жестоким наказаниям. Вне своего государства спартанцы занимались исключительно войной. Если военный поход затягивался, то надо было решать проблему обеспечения продовольствием и снаряжением. И спартанцы вынуждены были использовать монеты, имевшие хождение там, где они могли купить продовольствие. Они могли отнимать, но предпочитали покупать. Поэтому денежные взносы подобострастных местных правителей принимались. Рядовому спартанцу подобный «подкуп» обеспечивал только пропитание. Если бы ему было обеспечено нечто иное (и он согласился бы на это «иное»), пришлось бы стать дезертиром и сменить Отечество. Фактов дезертирства из спартанской армии неизвестно.

Геродот, не сомневающийся в «сребролюбии» спартанцев, приводит два опровергающих примера, относящихся к царю Клеомену. Дважды ему предлагались огромные суммы за принятие Спартой определенной политической позиции. И Клеомен дважды на этом решительно обрывал всякие переговоры.

Жестокие порядки спартанцы соблюдали только сами, не навязывая их никому другому. Для граждан требования были самые высокие, но для всех остальных – нет. Спартанцы показывали детям пьяных илотов, чтобы отвратить их от пьянства. Илотам пьянствовать не запрещалось. Впрочем, спартанцы пили вино как повседневный напиток и даже в поход брали с собой немного вина, чтобы при переходе на воду контраст не был слишком заметным.

Коллективизм и равенство спартанцев воспринимается несколько преувеличено. Богатство царей Спарты было значительным и определялось как крупным землевладением, так и разного рода натуральными «налогами», которые по обычаю передавались царю. Вероятно, и члены герусии, и родственники царя не были имущественно равными остальным спартанцам. Кроме того, в походе каждая мора спартанцев прикрывала свою часть обоза. Каждого спартанца сопровождал личный илот-носильщик, который нес пищу на двоих и имущество воина. Если у себя дома спартанцы обязаны были участвовать в совместных трапезах, то в условиях войны каждый решал проблему пропитания самостоятельно. На поле боя коллективизм ценился, при принятии законов был непременным условием, но земельные наделы были закреплены индивидуально за каждым спартиатом, и имущественное расслоение имело место.

Загадочным выглядит отказ спартанцев от мореплавания. Они не создавали колоний и не использовали флот в военных операциях. В Пелопонесской войне они лишь поставляли флотоводцев, но не строили корабли. Эта миссия возлагалась на союзников. Почему же спартанцы не следовали практике афинян? Ведь Афины и другие греческие государства активно расселялись и образовывали колонии. Это было необходимо в силу скудости земли Эллады, которая не могла прокормить растущее население. Почему долина Еврота могла кормить спартанцев, почему население Спарты не росло так, как в других греческих государствах?

Ответ на вопрос легко получить, если вспомнить, что в Спарте жили не только спартанцы. Более того, спартиаты составляли лишь очень небольшую долю населения и специализировались на военном деле. Свободные периэки и относительно несвободные илоты при увеличении численности вполне могли отправляться в зарубежные греческие колонии. А спартиаты не увеличивались численно в силу своей профессии. Заморские колонии им были просто не нужны.

Дорийцы, бесспорно, были мореплавателями. Расселение дорийских племен говорит о том, что они для своих завоеваний многих мелких островов и Крита не могли обойтись без искусства мореплавания. На одной из спартанских чаш сохранился сюжетный рисунок – сцена погрузки торгового судна, за которой наблюдает некий Арксеилай. Это, скорее всего, царь Киренаики (всего четыре царя этой области носили это имя в 6–5 в. до н. э.) – греческой колонии на территории современной Ливии. Город Кирена, ставший впоследствии одним из самых богатых именно благодаря торговле и мореплаванию, по свидетельству Геродота, был основан переселенцами с кикладского острова Феры (Фера, Фира, Тера – главный остров