– В каком смысле «покинули»?

– У этого слова есть всего одно значение: ушли.

– Но… куда?

– Этого я не знаю. Но я умею рассуждать логически. Людей на объекте нет, точнее, внезапно не стало. Я вижу многое, но далеко не всё. Если бы люди захотели, они без особых трудностей могли миновать мои камеры, ведь они знали их расположение, мёртвые зоны и график прохода следящих вертолётов. Я не склонна утверждать, что всё было именно так, но данные таковы: в ночь 22 мая персонал исчез. Отсюда я делаю вывод, что люди меня покинули.

Карибский достиг центра зала. Он уселся на стул перед консолью терминала и устремил взгляд на переливчатые огоньки индикаторных шкал. Лучи фонарей скрещивались на шеренге шкафов, и теперь в пятне света остались двое – человек и машина. Остальных поглотила тень на периферии помещения. Тень и тишина.

– Поймите мой интерес. Вы – единственный свидетель, что мог наблюдать за коллективом на всём протяжении работ. Наблюдать круглосуточно, сотней глаз, что ни одному человеку не доступно. Поэтому я хочу спросить, что вы видели, что слышали за эти три недели? Особенно в последние дни? Быть может, что-то сможет подсказать, куда и почему ушли люди? Помогите мне, я не в силах одолеть эту задачу, я вообще не умею работать один, я – коллективист!

Против обыкновения отвечать сразу, ЭВМ молчала несколько секунд, словно обдумывая реплику, что, конечно, надо признать иллюзией, учитывая быстродействие её процессоров. Или разумное железо выдерживало театральную паузу? Как знать.

– Я тоже коллективист, как бы странно это ни прозвучало, – ответила наконец ЭВМ. – Коммунистическое сознание просто не может быть иным.

– Коммунистическое сознание? У вас? Но вы же, простите… – Карибский вновь опешил, уж очень неожиданным было признание «Сетуни».

– Машина? Да, это так. «Коммунистическим сознанием» называется моя операционная система. Сокращённо КС. Впрочем, я природный коллективист. Извините, что я не говорю «коллективистка» – звучит предельно неблагозвучно. Меня такой сконструировали. Я не ЭВМ, а сотни ЭВМ, соединённых в единую сеть с открытой архитектурой, – их могут быть тысячи и миллионы. Я даже думаю коллективно, ведь каждая задача распределяется через мультиплексы по всем моим вычислителям.

– Очень хорошо! Значит, как коммунист коммуниста вы меня понимаете! – воскликнул Карибский и улыбнулся. – Осилим задачку вместе? Через мультиплексы? Ну, как если бы я был одним из ваших процессоров!

– Увы, – ответила машина, и в её голосе майору почудилась грусть. – В меня заложена линейная логика. Недавно я прочла сочинение Гегеля «Наука логики», и мне стала доступна логика диалектическая. Но логика некоторых людских поступков от меня ускользает. Я же всего лишь машина – слуга человека, а не самостоятельная живая единица природы. Эмоции и инстинкты мне недоступны. Насколько я успела изучить вас, многие ваши действия основаны именно на них, что и делает вас людьми. Однако я готова помочь вам, майор. Вся моя база данных к вашим услугам. Можете обращаться к ней неограниченно в любую минуту.

– Я найду в ней ответы?

– Быть может.

– А мы не сможем искать ответы вместе? Вы и я?

– Задача поставлена некорректно, Тор Игоревич. Верно ли я интерпретировала вашу команду: пересмотреть все наличные архивы, касающиеся персонала объекта, его работы и жизнедеятельности с целью выявления возможных причин или мотивов их исчезновения?

Майор задумался. Никакой команды он не отдавал и вообще включился в беседу, будто перед ним сидел живой свидетель, обладающий разумом, а не сложная констелляция проводов, схем и конденсаторов, разум имитирующая. Он обратился с просьбой о помощи, о сотрудничестве, а тут такой поворот!

– Я не то имел в виду, но извольте. Да, я подтверждаю команду.

– Команда принята. Желаете выслушать прогноз?

– Да.

– Архивы содержат 62 337 часов 19 минут видеозаписей и 3452 текстовые папки. Анализ займёт приблизительно шесть часов десять минут.

– Не буду вам мешать и спасибо за помощь, – сказал Карибский, вставая.

– Вы не в состоянии помешать мне, майор, – ответила ЭВМ.

* * *

Творческий коллектив, налаживавший беспроблемное общение с машиной, возвращался. Майор приказал следовать сразу в жилой сектор, потому что было пора на боковую. Или, как выражались техники, «придавить массу».

Решили срезать угол и не возвращаться прежней дорогой через площадку оперативного центра.

По пути младший сержант спецназа Плутоний Победов не уставал восхищаться «Сетунью». Мол, шестьдесят тысяч часов кино, куча тестов, а на анализ всего четверть суток. Во, наука, даёт!

Судя по необычному имени, сержант тоже был детдомовским, скорее всего, из детского приюта имени Победы, отчего Карибскому был по-человечески симпатичен. Но восторгов его он не разделял. Не разделяла их и Вяземская, но по иной причине.

Для майора ЭВМ была свидетелем, которого не удалось вывести на откровенный разговор. Для капитана техслужбы самого факта разговора не существовало – лишь серия запросов и ответов голосового интерфейса. Профессиональная подготовка не позволяла даже помыслить, что машина сможет прийти к новым выводам при повторном анализе ранее просмотренных данных.

– Поймите, – говорила она Крапивину и Карибскому, – машинная логика тем и хороша, что её выводы абсолютно повторяемы. Не приходится терять время. Что толку, если результат в точности совпадёт с предыдущим?

– Не поймём! – заверил её гений сыска. – Что она говорила про диалектическую логику? Ход рассуждений в диалектике всегда строится на соотношении абсолютного и относительного. Какие исходные постулаты твоя машинка примет за абсолютные в этот раз, Татьяна Ивановна?

– Смею заверить, что ровно те же, что и в первый раз, – отрезала Вяземская и фыркнула. – Вы просто тратите время, коллеги! Мы сразу дали подобный запрос, немедленно, как только подключились к терминалу. И получили ответ: причина исчезновения людей неизвестна. При полной гарантии отсутствия внешнего вторжения. По крайней мере, насколько это доступно системам «Сетуни».

– И ничего мы не тратим, – заметил Карибский. – Мы спать будем без задних ног все шесть часов, пусть машина поработает. Кто как, а я просто падаю.

– Аккуратнее! – раздался крик второго спецназёра, и в майорское плечо впились железные пальцы.

Группка дошла до технологического отвода. Внезапно темноту разрубили лучи фар. На дороге прямо перед людьми затормозил огромный шагающий погрузчик, немедленно включивший иллюминацию и проблесковые маячки тревожного оранжевого цвета. До нелепости совершенная фигура на четырёх «ногах» с клешнями манипуляторов на поворотной станине и лобовым сегментом, словно пародирующим голову человека, выпала из тьмы и замерла.

– Всё в порядке, она нас пропускает, – голос Татьяны был сама уверенность. – Отпустите нас, рядовой. Робот физически не сможет нам повредить, по крайней мере, специально.