— Вот именно, — заметил комендант и, забрав из рук девушки указ, вновь положил его на стол. — Теперь вы, видимо, начали понимать, что к чему, сударыня. И потому на вашем месте я был бы более смирным и покладистым, как и говорил вам ранее. Ибо в эту минуту я ваш единственный покровитель и, возможно, даже спаситель.

Уже с полными слез глазами девушка посмотрела на Егора Васильевича и пролепетала:

— Я не понимаю, зачем вы пригласили меня сюда? Для того, чтобы сообщить о том, что я и мои родные должны быть подвергнуты этому жестокому наказанию?

Видя страдание на лице девушки, Глушков глухо выдохнул и уселся рядом.

— Нет, я позвал вас не для этого, сударыня, — заметил он тихо и попытался улыбнуться, но у него получилась лишь неприятная гримаса. Он внимательно посмотрел на лицо девушки и глухо, чуть запинаясь вымолвил: — Я предлагаю вам, Мария Кирилловна, некий уговор. Я могу сделать так, что вы и ваши родные избегните наказания кнутом. Поскольку после семидесяти ударов, которые предписаны указом, мало кому удавалось выжить. К тому же я смогу договориться, что в Сибирскую губернию вы поедете на подводах с провизией, а не пойдете пешком, как простые каторжники.

— Вы сможете нам помочь? — опешила Машенька.

— Да, обещаю. Но это в обмен на вашу благосклонность…

— Что? — опешила девушка и напряженно воззрилась на неприятного человека, который сидел перед ней.

— Не буду скрывать, что вы сразу понравились мне, сударыня, — слащаво ухмыляясь, произнес Глушков, плотоядно облизывая губы. — Ваша изысканная, редкая красота просто завораживает. Я обещаю, что избавлю вас и ваших родных от жестокого наказания кнутом и доложу, что указ исполнен в точности, но взамен на вашу уступчивость…

Прекрасно понимая, чего хочет от нее комендант, Машенька на миг представила близость с ним, как окажется в объятиях этого полного неприятного господина. На ее лице отразилось брезгливое выражение и даже испуг. Это тут же отметил Глушков и порывисто заявил:

— Я не тороплю вас, сударыня, и дам вам час на раздумье. Сейчас мой денщик накормит вас. А я пока проверю караулы. Через час я вернусь, и вы должны будете дать мне ответ. Надеюсь, он будет положительным.

— И вы ослушаетесь приказа ради нас? — убитым голосом спросила она.

— Это только ради вас, моя прелестница, — уже проворковал Глушков, вставая. — Клянусь, после ночи, проведенной с вами, я напишу рапорт о том, что вы, ваш отец и братец были выпороты кнутом. Хотя на самом деле вы все будете целы и невредимы. И распоряжусь, чтобы по этапу вас везли на телеге, — он замолчал и крикнул денщика. Уже у выхода он заметил. — Что ж, у вас есть час на раздумье…

Бросив многозначительный плотоядный взгляд на лицо девушки, комендант вышел.

Оставшись одна, Маша, напряженно сжала кисти рук и встала. Она подошла к окну и увидела мрачный весенний пейзаж за ним. В ее голову пришли мысли о том, что сейчас в этой крепости она, ее отец и брат находятся только из-за нее. Только ее безрассудный и опрометчивый поступок привел их всех к мучениям, страданиям и, может быть, даже к скорой гибели в будущем. Она понимала, что семьдесят ударов кнутом невозможно выдержать даже выносливому закаленному мужчине, а уж ей и подавно. Ее отец был стар и болен, и девушка отчетливо осознавала, что ни она, ни Кирилл Петрович не выживут после этой экзекуции. И, видимо, на это и было рассчитано. А ее брат, даже если и останется в живых после наказания, точно долго не выдержит в сибирском суровом климате на казенных заводах, если вообще достигнет тех проклятых мест.

В ее голове начал вырисовываться путь к спасению. Отдаться этому неприятному полному коменданту и спасти их всех от неминуемой гибели. Ведь матушка уже отправилась на тот свет после сердечного приступа. И все эти дни девушка винила в ее смерти только себя. Но отдаться рыжему, дурно пахнущему Егору Васильевичу, который старше ее практически вдвое, было для девушки невозможно. Неприязнь, гадливость и омерзение поднимались в ее сердце, едва она представляла интимную близость с ним.

Да, она была уже не девушка и два месяца назад подарила свою девственность Григорию, которого обожала и любила. И все любовные соития происходили по любви с ее стороны, и она искренне желала этого. Теперь же она должна была отдаться Глушкову без любви, по острой, крайней необходимости только за право жить и за возможность спасти своих близких. Но переступить через брезгливость, через себя, Машенька не могла и чувствовала, что не выдержит близости с жирным и невзрачным комендантом.

В мысли девушки как-то незаметно вновь вклинилось осознание того, что Григорий предал и использовал ее в своих корыстных целях. И, как ни горестно было это осознавать, Машенька понимала, что Чемесов, видимо, никогда не любил ее и нынче не придет к ней на помощь и не вызволит из тюрьмы. Оттого в данный момент она должна была рассчитывать только на себя и попытаться сделать хотя бы что-то, чтобы спасти своих любимых отца и брата от жуткого, страшного будущего, да и себя тоже. Она не могла отменить указ императрицы, но комендант обещал помочь им. И в данный момент это была единственная спасительная соломинка в их чудовищном положении.

От нервного состояния, в котором девушка пребывала, думая и думая обо всем этом, руки ее тряслись, а мысли путались. И она никак не могла принять верного решения. Когда-то она хотела хранить верность Григорию, но в сию минуту отчетливо осознавала, что ее верность не нужна ему, как и она сама. А раньше он наверняка потешался над тем, как она, наивная дурочка, льнет к нему и твердит о своей любви. Все прошлые слова Григория, его прежнее поведение по отношению к ней в этот миг воспринимались девушкой негативно и казались ей верхом лицемерия и обмана. Ее сердце несчастно сжималось от боли и обиды на молодого человека. Но Машенька понимала, что должна как можно скорее принять эту жестокую правду и попытаться забыть Чемесова, так как в эту секунду ее жизнь висит на волоске.

В кабинет вошел денщик с подносом. Он поклонился, поставил еду на небольшой столик у окна и предложил девушке подкрепить силы. Маша поблагодарила, и денщик вышел. Девушка словно в забытьи подошла к столику и невидящим взором посмотрела на холодную говядину, хлеб и соленые огурцы, которые лежали в мисках. Красное вино и моченое яблоко дополняли эту простую трапезу.

Невольно сев за стол и, машинально взяв кусок свежего хлеба, девушка откусила и начала размышлять вслух.

— Неужели он правда сможет спасти нас? Неужели в обмен на мое тело он готов нарушить приказ и помочь нам? — тревожно лепетала себе под нос Маша, отрезая ножом кусок говядины и машинально пережевывая его, смотря перед собой невидящим и остекленевшим взором. — Я отдамся ему, и он спасет нас. Ведь я так виновата, так виновата. И нет мне прощения. Ведь, если я не решусь на это, мы все погибнем. И все из-за меня. Я виновница всех бед. И теперь выхода другого нет. Я должна переступить через себя, должна пожертвовать собой ради спасения отца и брата, ведь они ни в чем не виноваты. Я оступилась и навлекла беду на нашу семью, мне и расплачиваться. Так и должно быть…