– Рассказывайте, а то я ничего не помню.

– Ещё бы, два дня в беспамятстве был, – надев свою фуражку, пробормотал дед. – Контузило тебя.

Как оказалось, помимо меня и Юры, его тоже контузило и слегка зацепило осколком, никто больше не пострадал. Так что мне наперебой стали раскрывать, что было в этот день. Плавание проходило как обычно, как вдруг появились немцы. Причём внезапно для всех. Ни стрельбы вдали, ничего такого, раз – и те на берегу. Да ещё танк ревёт за деревьями. Они с ходу палить начали. Егор, что стоял за штурвалом, у меня все должны уметь управлять, как увидел первую пулевую пробоину, так и упал на палубу. Это его и спасло, всю рубку изрешетили. Видимо, увидели антенну и стреляли по возможному нахождению радиостанции. Наверное, из-за этого я и успел почти дострелять ленту пулемёта. Не я основной целью был.

Когда я срезал несколькими очередями немцев, и выехавший на берег танк выстрелил, то осколочный снаряд попал точно в борт на носу под пулемётом и мной. В общем, я полетел в одну сторону, пулемёт в другую. Дед и Егор прыгнули в воду и успели вытащить меня с глубины, я не захлебнулся, не дали. Буксир камнем ушёл под воду, дыра большая была. Тем более по ходу движения, вода внутрь под напором пошла, так что все оказались в воде, а так как я активно учил всех плавать, беспокоили всех только немцы. Они стреляли. Поэтому все поплыли к берегу под прикрытием дрейфующей баржи, где охрана из трёх бойцов палила по немцам из винтовок. Они успели обрезать канат, и их течением утащило дальше за поворот. Танк по ним тоже стрелял, но пустил на дно или нет, никто точно сказать не мог. Местность, где нас подловили, хоть и была холмистой, но леса не имела, разве что такой же кустарник, что до этого скрывал немцев. К счастью, когда меня вытащили на берег и помогли Юре, перевязав его, наш юнга Олежка нашел глубокий овраг. Немцы остались на другом берегу, поэтому сделав импровизированные носилки, ножи были у всех, нарезали ветвей, и по очереди, сменяясь, понесли моё бессознательное тело. Стрельба последние сутки шла со всех сторон, так что, добравшись до этой постройки у небольшой рощи, сам дом сгорел, но сарай цел, вот они уже сутки как дожидались, пока я очнусь. Меня тошнило, когда несли, чуть не захлебнулся. В общем, чтобы окончательно не растрясти, добрались до этого места, и вот ждали. Без еды, фактически без вещей, как потерпевшие кораблекрушение. Да, надо что-то делать. Мы находились примерно километрах в девяти от того места, где выбрались на берег, удачно эта одинокая сараюшка попалась, и непонятно, что вокруг творится.

– А погреб что?

– Так дом сгорел, – пробормотал дед и хлопнул по лбу. – Вот я старый дурак. Олег, лезь наверх, наблюдать за местностью будешь. Я за Сашей присмотрю, а вы ищите и откапывайте погреб сгоревшего дома. Должно там что-то остаться. Юра, проследи.

– Разведчиков по окрестностям потом пошли, – слабым голосом посоветовал я, когда мне совсем поплохело.

Меня успели напоить из фляжки, как меня снова вырубило.

В следующий раз, когда очнулся, была ночь. Похоже, снаружи шёл дождь, капли барабанили. Дежурный, заметив, что я пришёл в себя, напоил меня и дал поесть картофельного пюре, в котором ощущался отчётливый дымок костра. Понятно, картошку напекли и размяли её для меня. Чуть почувствовав сытость, я едва успел наклониться, как всё пошло обратно. Егор, а дежурным был он, ловко подставил тазик. Дед опытный, знает, что такое контузия, и успел всё подготовить и проинструктировать, чего ожидать от меня. Дальше не помню, снова вырубило.

Когда я очнулся в третий раз, стало чуть полегче, но первое, что я заметил, это висевшую у створки ворот на ремне винтовку Мосина. Сразу в глаза бросилась. А рядом стоял прислонённый немецкий карабин Маузера. Похоже, произошли какие-то события, и они прошли мимо меня. Обидно, хотя и фигово. В этот раз размышлял я вполне здраво, ясности в мыслях больше. Хотя те и плавали. Пока лежу – ещё ничего, а как начинаю приподниматься, чтобы хотя бы сеть, и как в прошлый раз, чувствую себя очень плохо. Сознание двоится и мутит. Одно хорошо, многие после контузий становятся заикой, в себе я подобного не заметил, насколько помню, разговаривал вполне нормально. Да и воспоминания о том, как очнулся, сохранялись.

В сарае никого не было. Я лежал обнажённым, видимо, пока находился в беспамятстве, ходил под себя, что при моей контузии было в порядке вещей. Слышать я также стал лучше, уже меньше звона в ушах, поэтому голоса снаружи расслышал. В самом сарае никого, повертев головой, я ничего нового не обнаружил, ну кроме карабина и нашей винтовки. В это время внутрь сарая кто-то бросил тень, и, неслышно ступая, в сарай вошёл Волк. Оба пса так и сопровождали нас в рейсах, став за это время вполне неплохими мореходами. К счастью, в этот раз они тоже уцелели. Все тяготы и невзгоды с нами терпели. Баламут, видимо, где-то снаружи в тенёчке лежит. Жарко тут, я тоже вон, в поту лежал в глубине сарая. А вот запах тут ничего, видимо свеженарезанной травы принесли, ею всё пахло.

Пока есть возможность и никто меня не беспокоит, стоит подумать, только Волк подошёл и, пользуясь моей беспомощностью, вылизал лицо.

– Уйди, – слабо оттолкнул я его, и тот не стал продолжать и лёг рядом, положив морду на лапы.

Так вот, пока есть возможность, тьфу, Волк с мысли сбил. Ах, да. Стоит подумать, что делать дальше. Информации пока мало для размышления, но прикинуть, если взять заново момент, как мы покинули борт баркаса, вполне возможно. Покидали все баркас в спешке, так что на всех были тельники и брюки, жарко, некоторые как бегали босыми по палубе, так и в воде оказались, только у четверых имелись ботинки. У меня, у деда сапоги, у Юры и у Олежки. Егор, Игорь и Рома были босиком. Ладно, хоть Димки не было, в прошлом рейсе тот неудачно упал, запнувшись, и сломал руку, так что с загипсованной рукой остался дома к своему большому горю. А так вся моя команда в сборе. Курток ни у кого не было, фуражки вроде трое сохранили. Моя, похоже, пропала. Ножи, даже если перочинные, у всех должны быть, у кого в ножнах на поясе, у кого по карманам. Вот и всё, пожалуй. Ну кроме