— Это ваше последнее слово? — прошептал он.

— В этом вопросе — последнее, господин Шафар.

Голова старика продолжала тихонько кивать.

Потом он встал и вышел.

Его долго не было. Прошло пять, десять минут. Иво Караджич ждал. Прошло четверть часа. Он нахмурился, стал зажигать сигарету за сигаретой и тут же бросал; чайные блюдца были полны окурков. Наконец, он встал и начал ходить взад и вперед по комнате.

Что же старик не идет? Иво Караджич взглянул на часы. Уже полчаса? Его охватил страх за Ганеле. Он не находил себе места.

Наконец, из корчмы послышался голос Иосифа Шафара. Иво Караджич сел, ожидая, что тот сейчас войдет.

Но Иосиф Шафар не вошел… Что это значит?

Иво Караджич отворил дверь в корчму. Там было темно, горела только маленькая свечка. Ганелин отец как будто что-то прибирал на буфетной стойке, хотя прибирать там было нечего; наверно, просто делал вид. К Караджичу он не повернулся.

— Господин Шафар…

Старик спокойно выпрямился.

— Что вам угодно, мой господин? — спросил он учтиво, как посетителя, который хочет еще выпить.

Иво Караджич сделал к нему два шага. Из дедушкиной комнаты через открытую дверь проникали свет и дым. Корчма наполнилась каким-то особенным светом и запахом.

— Господин Шафар, я хотел бы поговорить с Ганеле.

— Это, наверно, невозможно. Ганеле уже спит.

Его глаза были холодны, как лед. Иво Караджич вынул часы.

— Спит? В семь часов?

— Мы зимой рано ложимся спать, мой господин.

Иво Караджич быстро подошел к кухонной двери и взялся за ручку. Дверь была заперта. Он повернулся. Обитая жестью дверь на улицу тоже была заперта. Ловушка? Ему невольно вспомнились страшные рассказы о ритуальных убийствах.

— Почему всюду заперто? — крикнул он.

— Мы на ночь запираемся, господин.

— Где Ганеле? Я хочу с ней поговорить.

— Она спит.

Иво Караджич постучал в дверь на кухню.

— Ганеле! — позвал он. — Ганеле!

Никто не отозвался.

Он подождал…

Тишина…

— Ганеле! — крикнул он во весь голос.

Иосиф Шафар спокойно стоял, глядя прямо перед собой.

— Там никого нет, — сказал он через минуту.

— Вы лжете! Там мой возница.

— Я говорю правду, мой господин. Возница ушел с вашими чемоданами к Фуксам.

— Как! — возмутился Иво Караджич. — Вы отказываетесь предоставить мне ночлег в гостинице?

— Прошу прощенья, но наша религия не разрешает, чтоб мужчина спал под одной кровлей с девушкой, на которой он хочет жениться. У Фукса вы получите очень чистую постель — лучше, чем я мог бы вам предложить.

— Где Ганеле?

Иосиф Шафар не ответил. Как упрямый мальчишка. Будто не слышал.

Иво Караджич стал обдумывать положение. Что сделать? Вынуть из кармана браунинг и насильно заставить старика отвечать? Схватить стул и колотить им в дверь, пока ее не проломишь? Пойти по спящей деревне, стучать во все окна и кричать, что еврейские фанатики держат под замком и мучают девушку?

Ему стало страшно за нее. Голова его пылала, сердце учащенно билось.

— Вы не имеете права держать ее взаперти! — воскликнул он. — Ведь она совершеннолетняя!

— Вы мне об этом напомнили, мой господин.

Он решил обыскать всю деревню. «У Кагана, Абрамовича, вряд ли в микве», — вспомнил он ее слова.

— Отворите! — крикнул он.

Вдруг он увидел, что его пальто и шапка уже приготовлены на стуле. Но, прежде чем уйти, он нашел в себе силы еще раз спокойно обратиться к Иосифу Шафару.

— Господин Шафар! — сказал он, весь дрожа. — Очевидно, мы оба слишком взволнованы. Может быть, нам поговорить об этом завтра? Но поймите: я не откажусь от самого себя, Ганеле независима, мы будем принадлежать друг другу, я ее найду. Честное слово, я хочу с вами по-хорошему: отдайте мне ее!

Старик медленно, но решительно покачал головой.

— Скажите хоть, где она!

Старик опять покачал головой.

Тогда дикий гнев и ненависть овладели Иво Караджичем.

— Ладно! Вы хотите насилия? Будь по-вашему! Я приду за ней!

Он пошел к двери, но на пороге обернулся и с оскорбительным спокойствием бросил старику:

— Я забыл уплатить вам за себя и за свою невесту: мы у вас ужинали!

Старик стоял мрачный; прищурив один глаз, он смотрел в землю. Но сейчас же взглянул на Иво Караджича и любезно ответил:

— Ганеле пока еще моя; за нее вы ничего не должны, мой господин. А за себя — две кроны восемьдесят геллеров.

Иво Караджич положил деньги на стол; Иосиф Шафар открыл и закрыл за ним дверь.

Но Иво Караджич не сошел по трем мельничным жерновам на улицу. Быстрыми шагами он стал ходить по галерее, вдоль трех стен дома, которые она огибала.

— Ганеле! — кричал он во весь голос.

Потом сбежал вниз, во двор.

— Ганеле!

Но всюду — тишина. В корчме погас свет.

В полной темноте он побежал к Фуксам: в Поляне была уже ночь.

Он знал, что делать: «у Кагана, у Абрамовича, вряд ли в микве!» При слове «миква» он ощутил настроение антисемитских рассказов о ритуальных убийствах, хотя и не припомнил сразу содержания этих рассказов; ему начинало вдруг казаться, что он слышит влажный запах воды и крови.

У Фукса горел свет: в лавке и в доме.

Ганеле ошиблась, думая, что в сумерках их никто не заметил. Когда несколько часов тому назад они проходили мимо Фуксов, в промежуток между висящими на стеклянных дверях рекламами глядела Сура.

«Уж это не Ганы ли Шафар походка? Да и фигура ее, — подумала она. — Значит, Гана Шафар убежала из гахшары? А кто этот господин, которого она сюда ведет? И как они тут очутились? Может, оставили сани у Буркала?»

Сура страшно разволновалась. Надела жакет и вышла на улицу, под мелкий снежок. Через минуту мимо прошел какой-то незнакомый с двумя ручными чемоданами.

— Вы привезли Гану Шафар? — приветливо спросила его Сура.

— Да, как будто так ее зовут. Я туда иду. Где это?

— Немножко дальше. А кто этот господин?

— Не знаю. Какой-то из Чехии.

— Жених ее?

— Наверно.

Сура вернулась, заперла лавку и пошла к родителям и сестрам.

— Новость! — сказала она с кисло-сладкой улыбкой. — Гана Шафар из Остравы вернулась. Жениха привезла. Чемоданы — настоящие, кожаные.

И вдруг вечером, к ее изумлению, тот же самый человек с чемоданами явился к ним.

Что только делается! Она сгорала от любопытства. Потащила Андрия Двуйла на кухню.

Он не ошибся? Иосиф Шафар в самом деле посылает своего гостя сюда? — накинулась она на него с вопросами. — К ним, к Фуксам? И этот господин сию минуточку придет? Так сказал Шафар, правда? Иосиф Шафар, — такой высокий, с седеющей черной бородой? (Она искоса