Теперь, с высоты прожитых лет, я наблюдал эту картину с иронией. Все эти ребята, что сбивались в стаи на углу Пятой авеню, держащие в руках телефоны вместо пистолетов, казались комичными. Они фотографировали на фоне уличных художников, которые расписывали стену о покойной свободе, в то время как вокруг них вся улица была полна жизни и шума, но неблагодарной для них. Словно шутники в комедийном клубе, многие из них не осознают, что они сами являются частью шоу, где за кулисами разыгрываются настоящие драмы.

Запрыгнув на крышу дома, стоило только последним случайным прохожим скрыться за углом, я застыл на краю здания, вглядываясь вдаль.

На горизонте высились небоскребы, отражающие закат — я мог видеть, как лучи солнца танцевали на стеклянных стенах, словно сошедшая с ума симфония света и тени. Каждый раз, когда я проходил мимо «Эмпайр Стейт Билдинг», ощущалось, что эти мраморные стены хранят тайны многих поколений, вложенные в их структуру, как древние ноты в музыкальной партитуре. Я часто задумывался над тем, сколько надежд и разочарований пережила эта великая конструкция.

В каждом парке, где я видел, как дети играют в салочки, а старики кормят голубей крошками, я ощущал нечто особенное. Эти моменты уюта и простой радости напоминали мне, что несмотря на все преступления и борьбу, жизнь продолжает биться в такт сердца Нью-Йорка. Человечность проявляется в мелочах: в улыбке уличного артиста, играющего на саксофоне, в смеющихся людях, которые стремятся к другим, в неугомонной суете на улицах.

Но тут же, словно тени на солнце, появлялись и те, кто нарушал эту гармонию. Я заметил группу парней, громко обсуждающих очередную выдуманную расправу, в то время как их яркие спортивные костюмы контрастировали с серыми стенами окружающих небоскрёбов.

Какой же это был карьерный путь для них — мечтать о славе, пряча свои амбиции за фразами о «честной жизни». Смешно было наблюдать за их детьми, которые, похоже, даже не подозревали, что эти ситуации когда-то могли бы называться «приключениями».

-Клоуны...

Этот город, вглядываясь в который я снова закрыл глаза и ощутил его пульс, как никогда был живым. Я думал о своей роли, о том, кем я был, и кем по-прежнему остаюсь среди всех этих перемен. Я ощущал всю малость своих паршивых шуток о справедливости, глядя на людей, которые сами искали своё место среди тех, кто разрушает и строит, кто страдает и смеется.

Каждый переулок, каждое кафе с душистым кофе — это не просто воспоминания, а нечто большее, чем холодная статистика преступлений.

Это сердца, бьющиеся в унисон с трепетом жизни. Вернувшись в Нью-Йорк, я нашёл не только горечь и радости, но и что-то гораздо большее — осознание, что даже среди хаоса и безумия есть место для надежды.

-Как-то слишком слащаво, даже для меня...

Усмехаясь собственным словам, спрыгиваю вниз, неспешной походкой отправляясь в сторону дома родителей, где мне разрешили пожить ближайшие дни, пока не разберусь со своим жильём в университете.

Столько проблем... Почему ни в одном сраном комиксе не пишут о том, как после таймскипа на другой планете, острове для тренировок или в другом измерении, приходится потом месяцами возиться с документами, постоянно осаждая администрацию города и полицейские участки.

-Какое же дерьмо...

-Ты вот вроде постарел, а всё такой же нытик.

-Может потому, что стоило мне оставить планету на пару лет, как вы все дружно решили навалить в собственные штаны и передраться. — Оборачиваясь к вопросившему, вытаскиваю руки из карманов, расплываясь в довольной улыбке. — Ну, давай, пиздюк. Обними старика.

-Пошёл ты.

Преодолев расстояние в пару шагов, Пит обхватил меня руками, крепко сжимая в братских объятьях. На уме вертелось с десяток шуток, что так и грозили вырваться из плена уст, но я устоял. Выдержал!

-Рад тебя видеть, Пит.

-А уж я-то, как рад, — нахально улыбаясь, что я скорее ощутил, чем увидел под маской, Паркер отступил на шаг назад.

Он возмужал. Здоровый стал, особенно в плечах разросся, теперь уже не так мелкая глиста, которую можно перешибить плевком. Да и в росте прибавил.

-Нам надо кучу всего обсудить. Уверен, у тебя для меня найдётся не один рассказ о том, что здесь происходило.

-Ты серьёзно? Тебя не было два года! Тор сказал, что тебя могло выкинуть на любую планету во Вселенной и после этого ты хочешь, чтобы я делился рассказами?

-Действительно, как-то несправедливо.

-Вот-вот. Так что давай, надевай свои черно-белые портки и пошли к остальным. — Потянув меня за рукав, Питер не терпел возражений, утягивая меня в логово Мстителей-ренегатов, что боролись за собственную свободу. — Ух, остальные охренеют. Они до последнего не верили, что ты и вправду вернулся! Думали, это ловушка Старка, чтобы нас выманить.

-Ох, дерьмо. Всё настолько плохо?

-А ты не знаешь?

-Только в общих чертах и то со слов щитовиков...

-А-а-а, — отмахнувшись, Пит забрался по стене, даже не оборачиваясь, свято уверенный, что я пойду следом, — эти-то другого и не скажут. Как говорит дед: «Они солдаты, а солдат учат подчиняться, а не думать».

-Политиканы бы рукоплескали тебе в Сенате, — мой сарказм услышал бы и глухой, столько яда я подпустил в голос, — значит, с ними вы тоже воюете.

-Да какое там. Ты серьёзно думаешь, что мы бы смогли скрыться от них здесь? В Штатах?

-Маловероятно.

-Вот и мы так думаем. — Почесав висок, Пит ускорился, перепрыгивая с крыши на крышу, но не прерывая разговор. — Тут скорее бодание лбами с Тони и взявшими его за яйки СовБезом ООН. Мутная история какая-то. То ли в нём совесть проснулась, то ли это из-за женщины?

-Ха, понятно всё. А я-то уж думал, как до такого дошло...

-Все мы слабы перед слабым полом.

-Аминь, брат.

-Ха-ха-ха.

***

-И тогда я ему говорю. Как заставить гея трахнуть бабу?

-Дэнни, прекрати ругаться.

-Отстань, Капитан Душнила. Я рассказываю анекдот...

-Это какая-то мерзость, а не анекдот.

-Нормальный... Погодите. Во тьме ночной, иль при свете дня. Злу не укрыться от меня!

Выскочив в коридор небольшой квартирке, Рэнд встал в боевую стойку, готовясь поприветствовать своего юного паукообразного кореша, но застыл, как вкопанный. Стив тоже услышал, как Паркер вошёл в квартиру, но решил спокойно дождаться его в гостиной, не устраивая представления, как один клоун.

Но проходили секунды, а криков и смеха так и не было, что вызывало у Рождерса