– Зомби, жертвоприношения, каннибализм и тряпочные куколки, – как можно равнодушнее бросил я. Приятно было видеть на невозмутимом лице Кнута Гамсуновича искреннее удивление. Но я ведь тоже в своё время немало ужастиков по видео насмотрелся!

– Мне… есть дурно! – неожиданно напомнила о своём присутствии рослая фройляйн. Видимо, она сочла, что приличной девушке от таких разговоров непременно должно поплохеть.

– Не сметь!

– Яволь! – Лидия Адольфина вскочила, как оловянный солдатик.

– Прошу вас, продолжайте, – уже более мягким тоном предложил я. Посол смотрел на меня с ещё более неприкрытым уважением. С женщинами надо уметь разговаривать, в школе милиции и не такому учат. – Эта африканка ему что-нибудь ответила?

– Найн! Она не есть уметь говорить.

– Немая, что ли?

– Она уметь говорить на свой варварский язык. Коричневый дикарка! – презрительно фыркнула чистокровная арийка. – Она вся грозить герр Борр и даже бить его по ладонь!

– Нанесение дипломату телесных повреждений – очень серьёзное преступление. А почему именно по рукам? Он что, куда-то не туда их протягивал?

– Нихт ферштейн… – стушевалась фройляйн. Шпицрутенберг быстро произнёс несколько фраз по-немецки, и Лидия Адольфина старательно покраснела. – Герр Борр есть воспитанний человек, мужчина. Он не сметь распускать налево пальцы, она бить его по другому.

– По чему же? – всерьёз заинтересовался я.

– Она не говорить! Но по-другому, как… как… наказать, вот!

– Хм… в любом случае спасибо. И вам, Кнут Гамсунович, тоже. Вы чаще меня бываете в царском тереме, так что не сочтите за труд сообщать о подобных инцидентах.

– Разумеется. Помощь правоохранительным органам – долг любого честного гражданина, – церемонно поклонился посол, собираясь на выход.

Я сам проводил их до дверей, запоздало припомнив:

– А при каких обстоятельствах произошла эта некрасивая сцена?

Оказалось, что фройляйн Карпоффгаузен шла утром по своим дамским делам и на лестнице второго этажа столкнулась с Алексом Борром. Он торопливо удирал наверх, ругаясь на темнокожую девушку, преследовавшую его и размахивающую бамбуковой палкой. Дипломату удалось оторваться, а разгорячённая «дикарка», угрожающе оскалив клыки, ушла к себе. Ошарашенная австриячка поделилась своими впечатлениями с другом её отца, господином Шпицрутенбергом, и он убедил её пойти в отделение.

– В Европе такого просто не могло бы произойти, но мы находимся в России. Подумайте только, герр Ивашов, двенадцать девиц благородного происхождения едут на санях зимой только для того, чтобы русский царь выбрал себе невесту! У нас всё наоборот. Принцы и королевичи съезжаются просить руки прекрасной принцессы… Ваши мужчины пользуются большим успехом. Я не удивлюсь, если за руку и сердце царя Гороха невесты пойдут на всё!

…И не говорите, Кнут Гамсунович, как же вы оказались правы…

Когда они ушли, я безуспешно попытался пристыдить бабкиного кота за негостеприимство. Потом сел за стол и начал чертить схему. Три больших кружочка – это три преступления, с которыми мы имеем дело, стрелки указывают на квадратики – это улики или на треугольнички – это рабочие версии. Если верить схеме, положение наше получалось как-то не очень… В деле кражи чемпионского кубка – ни улик, ни версий (разве что на участии отца Кондрата пришлось поставить крест, вычеркнув его из списка подозреваемых). О похищении гетманской булавы вообще сказать нечего – чистый ноль во всех смыслах. Если Митька не доставит хоть какую-нибудь информацию, я застрелюсь.

Наилучшее положение с царскими невестами: их словно кто-то не торопясь «отстреливает» на выбор. И даже заметна определённая закономерность – в «яблочко» попадают только те девицы, которые планируют затащить Гороха в постель. Это в принципе несложно – он и сам туда побежит, только помани… Значит, есть кто-то, осведомлённый об их интимных планах. Может, протрепались где, может, прямо хвастались указаниями своих папочек – сплетни расходятся быстро, среда-то женская…

Вот здесь, кстати, и подозреваемая есть, дочь многодетного вождя из Нигерии, Тамтамба Мумумба. Версию о применении вуду необходимо проверить самым серьёзным образом. Я здесь не первый день, чтобы не верить в колдовство. Причём в любое… Также стоит выяснить относительно странной неприязни фройляйн Лидии к своему соотечественнику Алексу Борру. Они ведь прибыли вместе, он её официальный сопровождающий, а девушка вечно жалуется на него германскому послу. Невнятно всё это…

Придётся до обеда сбегать к Яге в царский терем и проконсультироваться. Отложенный хоккейный матч перенесли на четыре часа дня, надо быть обязательно. Тот, кто украл кубок, наверняка явится позлорадствовать – глядишь, где-нибудь и проколется… Гарантии, конечно, нет, но чем чёрт не шутит?

В дверь постучали. С облачком морозного пара вошёл румяный Еремеев. Глаза стрелецкого сотника хитро блестели, а расплывающаяся улыбка до ушей выдавала его с потрохами.

– О, да ты, смотрю, прямо с утра в праздничном настроении?

– Тверёз как стёклышко! Я ж на службе.

– А чего тогда довольный такой? Ты в зеркало глянь, на твоей сияющей физиономии блины жарить можно.

– Да ну?! Ничего такого вроде… – начал было Фома, но не выдержал и сорвался: – Там, на Базарной площади, такое творится – любо-дорого посмотреть! Бабы Митьку твоего бьют!

– ?!!

– Бьют, всем базаром бьют! – аж захлёбывался от переполняющего его счастья сотник Еремеев. – Он, вишь, как в казаки подался, дык власть большущую в руках почуял. Видать, решил, что раз на нём жупан да шапка с синим верхом, то теперь всё можно! Задурил головы двоим запорожцам помоложе, да и на базар. Зачем, как ты думаешь?!

– Тётка Матрёна… – охнул я, едва ли не хватаясь за сердце. Если у Митьки на белом свете и есть классовый враг, так это исключительно гражданка Матрёна Тарасова, торгующая кислой капустой собственного оригинального посола.

– Ты знал! – по-детски надулся Фома. – Ничем тебя, Никита Иванович, не удивишь, обидно даже…

– Продолжай, – попросил я, снимая с вешалки тулуп, – мы остановились на том, что этот жук навозный устроил очередную ревизию по качеству пищевых