себе убежище в привычных местах. Другие после осеннего равноденствия покидают Понт и холодные районы, избегая наступающей зимы, а после весеннего равноденствия, боясь жары, переселяются из теплых мест в холодные. При этом одни совершают эти перемены из ближних мест, другие, так сказать, из крайних, как, например, делают журавли. А именно они перелетают из Скифских равнин в болота верхнего Египта, откуда течет Нил и где, как рассказывают, они нападают на пигмеев. Это ведь не басня, действительно существует род очень малых людей; как рассказывают, малы и сами, и лошади их, а по образу жизни они троглодиты. И пеликаны меняют места и перелетают от реки Стримона к Истру, где и порождают детей. Они отправляются все вместе, причем передние особи дожидаются летящих позади, вследствие того что при перелете через горы передние становятся невидимыми [для задних].

И рыбы таким же способом переходят из Понта и в Понт, одни – зимой из открытого моря к земле в погоне за теплом, другие – летом из прибрежных мест в открытое море, избегая жары. Более слабые из птиц во время зимы и морозов спускаются в равнины ради тепла, а летом перелетают выше, в горы, спасаясь от жары.

Первыми уходят от обеих чрезмерностей более слабые животные, например скомбры раньше тунцов и перепела раньше журавлей, одни отлетают в месяце боэдромионе, другие в маймактерионе. Все они приходят жирнее из холодных мест, чем из теплых, подобно тому как перепела осенью жирнее, чем весной: им приходится переходить из холодных мест и одновременно из теплого времени года. Они проявляют также больше стремления к спариванию весенней порой и когда переходят из теплых мест»[152].

Аристотель не только был знаком с тем, что мы бы сегодня назвали географической биологией или биологической географией; он обладал некоторыми познаниями в области экологии, знал о связях не только между живыми существами и их физическим окружением, но и между живыми существами и их биологическим окружением. Как влияют на каждое животное другие животные или растущие поблизости растения? Те или иные животные охотятся на него, или названное животное охотится на них. Одни животные конкурируют, другие сотрудничают. Но эта тема подводит нас настолько близко к социологии, что лучше поберечь примеры аристотелевой экологии до следующей главы.

Перечисление его биологических познаний может растянуться до бесконечности; однако мы достаточно проиллюстрировали его гениальность как биолога. Аристотель был не только первым гением в своей области, как Гиппократ в медицине, но и оставался величайшим на протяжении двух тысяч лет.

После периода Антиаристотелевой реакции и забвения в конце XIX в. Аристотель-биолог был полностью реабилитирован и оправдан. Доказать это можно множеством примеров, но я ограничусь единственным документом – письмом, написанным Ч. Дарвином доктору У. Оглу, в котором он подтверждает получение перевода последним «Частей животных». Отрывок из письма часто цитируют; я же воспроизведу его полностью, потому что оно демонстрирует доброту и честность Дарвина.

«Даун, 22 февраля 1882 г.

Дорогой доктор Огл!

Позвольте поблагодарить вас за удовольствие, какое дало мне знакомство с книгой Аристотеля. Хотя я еще не прочел и четверти книги, редко что интересовало меня больше.

Я и прежде высоко ценил Аристотеля на основании виденных мной отрывков, но я не имел самого отдаленного понятия о том, каким он был прекрасным человеком. Двумя моими кумирами были Линней и Кювье, хотя и по-разному, но по сравнению со стариной Аристотелем они – просто школьники. Весьма любопытно и его невежество в некоторых вопросах, например о мускулах как двигательных средствах. Я рад, что вы так правдоподобно объяснили некоторые приписываемые ему грубейшие ошибки. До того как я начал читать вашу книгу, я даже не понимал, какие громадные труды лежат в основе наших самых распространенных знаний. Жаль, что старый Аристотель не может знать, какого великого защитника веры мы в вас обрели.

Искренне ваш, дорогой доктор Огл,

Ч. Дарвин»[153].

Какое доказательство может быть лучше слов, высказанных величайшим биологом второй половины XIX в.? Если Гиппократ в некоторой степени заслуживает того, чтобы его называли отцом медицины, Аристотель еще больше заслуживает того, чтобы его называли отцом биологии.

Ботаника

Ризотомисты

Когда мы пытались объяснить, какие предшественники были у Гиппократа в Древней Греции, мы говорили о травниках, которые терпеливо накапливали огромный объем знаний о растениях. Трудно сказать, сколько продолжалось такое накопление знаний; одни говорят о тысячелетиях, другие – о веках. Постепенно, очень медленно, методом проб и ошибок, которые приходилось бесконечно повторять, ибо результаты никогда не записывались подобающим образом, люди начинали понимать: одни растения полезны, а другие опасны; одни служат пищей, вкусной и питательной, другие освежают; одни сладкие, другие горькие и т. д. Главные открытия касались лекарственных свойств трав и корней, которые могли быть послабляющими, рвотными, успокаивающими, мочегонными, стимулирующими менструацию, обезболивающими, жаропонижающими и т. д.

Замечали, что лучшие результаты можно получить применением определенной дозы, а если ее превысить, может наступить смерть. Иными словами, население Древней Греции, как и других мест, открывало для себя пищу, лекарства и яды. Шли века; среди людей выделилась особая профессия травников. Поскольку достоинства растений часто концентрировались в корнях, греки называли таких людей ризотомистами. Они были незаменимыми и оказывали большие услуги; вероятно, сведения, которые передавались ими друг другу из уст в уста, касались не только лекарств, но и ядов и магических зелий. Судя по ссылкам на них в греческой литературе, ризотомисты не пользовались хорошей репутацией. Их обвиняли в колдовстве, ведовстве, называли отравителями; считалось, что им известны темные тайны, и они часто пользовались и даже злоупотребляли ими. Этического кодекса, который ограничивал бы их деятельность, не существовало, однако их поведение и обычаи были пронизаны суеверными обрядами.

Аристотель как ботаник

Как ученым, так и обычным людям был доступен огромный запас ботанического фольклора, но именно первые исследовали его, проверяли сведения о каждом растении и включали некоторые из них в свои научные труды. Так, в Корпусе Гиппократа упомянуто около 300 растений. Если упоминание ограничено медицинским применением, принимается как данность, что то или иное растение уже известно читателю. Поэтому те читатели, которые не были знакомы с тем или иным растением, не могли его опознать.

Вопросы ботаники, несомненно, обсуждались и в Академии, и в Ликее. Аристотеля и его учеников не интересовала лишь практическая ценность растений; им хотелось охарактеризовать их, обсудить их форму и рост. К сожалению, более подробно написать на эту тему мы не можем, потому что, если у Аристотеля и имелись сочинения по ботанике, они