Торопиться грабить брошенный Палатий, как видно, не приходилось. Георгий без обиняков объяснил своим, что нужно разойтись и спрятаться куда кто сумеет.

Сам он с Гололобым отправился в гостеприимную таверну. Хозяин снабдил их овечьими плащами и сапогами из конской кожи. Слишком яркую примету носил Георгий, чтобы думать спрятаться в городе, хотя нет лучше больших городов для людей, превратившихся в крыс. Гололобый же просто стремился подальше уйти от хозяина – инстинкт оленя, который бежит, пока хватит дыхания.

Весть об избиении охлоса на ипподроме поднялась, как девятый вал в море. К счастью для беглецов, волна перекатилась через их головы у ворот Харисия. Самочинная охрана, которая ловила беглых прихвостней Юстиниана, разбегалась, открыв всем, кто мог и хотел, простор полей.

Не великое счастье ждало и за стеной. Передвигающиеся по дорогам империи были обязаны иметь свидетельства от префектов городов и мандаторов провинций. Из страха перед разбойниками составлялись караваны. Рабы могли ступить на дорогу, только сопровождая хозяина. Свободные, имея надобность отправиться куда-либо, старались пристать к купцам или к именитым людям, ожидая случая в городах или на выходах из селений. Но и караваны, следуя закону, не брали случайных спутников без рекомендации известных людей, и каждый был обязан иметь при себе справку от нотария, цехового старосты и какую-либо еще. Будь иначе – слишком легко бежали бы колоны с земли, приписные и серпы – с пашен, недоимщики – от сборщиков, рабы – от хозяев. Такими оставались дорожки зверей через горы, ущелья, лесные дебри… И судьба зверя, так как подданный, уклонявшийся от обязанностей перед империей, переставал быть человеком. Враг империи. Каждый имел право взять жизнь отверженного.

Дороги были перекрыты заставами. Зимний лес плохо прячет. Георгию и Гололобому пришлось забраться на самый хребет Истанджу, который идет вдоль Понта и вдоль полуострова.

Желто-зеленые листья на дубах гремели железом. Желуди сильно родились, стада диких свиней паслись в дубравах. У беглецов не было копий и луков для охоты. Они собирали желуди, жарили на кострах и ели горячими. Пока хватало вяленого мяса и хлеба, данного тавернщиком, они не голодали. К счастью, не было мороза. Холод, который оденет горы ледяной корой, убьет беглецов так же верно, как имперский палач.

На запад, на запад! Ненастной ночью им удалось проскользнуть мимо какого-то города. Георгий забыл название, а Гололобый тогда мало что знал. Украв челнок, они переправились через Гебр. Арда дико вздулась от зимних дождей, и самодельный плотик едва не погубил их. После Арды, терзаемые жестоким голодом – здесь не нашлось и желудей, – они влезли на хребет и попали в руки скамаров. Горные разбойники возвращались после налета на какую-то виллу под Юстинианополем.

Тридцать пять мужчин. Двадцать две женщины. Десятка полтора детей и подростков. Они жили в нигде.

Однако у них было кладбище. Был и священник, совершавший таинство претворения вина и хлеба в кровь и плоть Христовы. Родившиеся в нигде не понимали силы религии, но и они боялись ада.

Тихий молчальник Еввадий никогда не говорил о себе. По его случайному слову Георгий понял, что священник бежал от костра. За что и где? Кому какое дело. Вероятно, Еввадий был еретиком. Скамары не разбирались в догматах. Необходимо иметь кого-то, облаченного благодатью для очищения от грехов. Варвары не могли понять власть ромейского страха перед вечностью адских мучений.

В своей горной берлоге скамары хотели оставаться вольными людьми. Бывший центурион сделался вожаком на время вылазок, когда необходимость общего действия заставляет всех слушаться одного. Сейчас Георгий не спешил поделиться с другим своим открытием. Клад оружия требует осторожного прикосновения. Таких скифов Георгий не видал. Неизвестное страшит. Оружия же было столько, что можно вооружить по крайней мере полный легион. Следовательно, варвары нанесли поражение провинциальным войскам Фракии.

2

Третий день комес Асбад, командующий имперскими всадниками, не уставал преследовать скифов – славян, варваров, пришедших издалека. Третий день пошел, как россичи уходили от ромеев.

Молодым воином, впервые вкусив начальствование над несколькими другими, Ратибор состязался с хазарами в увертках на просторах степной дороги. В то же лето стоял он против степняков, будучи княжьим подручным. В другие лета приходилось Ратибору сражаться и самому, начальствуя войском в коротких походах. То все было у себя, близко и служило на защиту земли.

Теперь Ратибор впервые водил войско далеко от Роси. Сюда и ворон днепровский костей не заносил. Все – чужое. Нет простора для взгляда, куда ни посмотришь – везде горы как стены. Ромеи защищают свое, россичи же, подобно хазарам, пришли за добычей.

Ромеи обороняются плохо, они неумелы, беспечны, не могут стоять лагерем, оградив себя от нападения. Пешие ромеи слабы, хотя искони славились силой пехоты.

Каковы же они в конном деле? Два дня они гнались за россичами тяжелым, неутомимым скоком. Конные полки состязаются не как отдельные всадники быстротой скачки, но умным расчетом движения. Ромейские воеводы вели стройные ряды всадников на тяжелых лошадях без спешки, чтобы сохранить свежесть конской прыти к часу схватки.

По Фракийской низменности, к северу от реки Гебра, земля кажется ровной человеку, привыкшему к горам. Всхолмления гладки, закруглены. Стерты курганы, которыми засыпаны костяные пальцы гор, протянутые Планинами к Гебру.

Пряно, крепко пахнет войско лошадиным потом, войлоком, сыромятью, дубленой кожей, горячим телом всадника. На виду одни у других ходят россичи и ромеи, конницей пропахла Фракийская равнина, и нет на ней ничего, кроме конницы.

Разделенные пятью-шестью росскими верстами, оба войска останавливались на отдых для сбереженья коней и видели огни костерков и вместе наутро поднимались в седло.

Ромеи у себя. Зная равнину, они умели прикрыть свой привал речкой, болотом.

Так хозяева и будут ходить настойчиво, умно, пока не подгонят чужих к удобному для себя месту. Тогда, пользуясь силой числа, сдавят – и росским некуда будет податься.

Однако же старая дорога, одна лишь известная россичам, была будто бы еще свободна. Еще можно отступить по знакомому пути.

На третий день утро открыло широкие поля, удобные для скачки. Не будь далеких гор, которые заслоняли землю на севере, юге и западе, оставляя свободным только восток, россичи сказали бы – здесь степи. Речка в твердых берегах несла чистую воду. За ней, выпоив коней, в полдень остановились россичи. Верстах в четырех ромеи копились темным стадом.

Чего ждут они? Э! Гляди, князь, глядите, сотники, глядите, воины!

Подобно птице, лениво вытягивающей одно крыло, ромеи выталкивали часть своих, остро удлиняясь вправо. И уже не по-птичьему крыло оторвалось и потекло многими сотнями конских ног.