– Назад, Ренар! Или я пристрелю тебя, как паршивую собаку!

– Я не собака, хоть частично принадлежу к семейству псовых. Уверен, что…

Договорить ему не дали, грохнул выстрел, и пуля свистнула над нашими головами. Мы с наставником рухнули на крышу, совершенно обезумевший библиотекарь выстрелил в нас ещё трижды, пытаясь достать через прутья корзины, но короткоствольный «бульдог» имеет слабую пневматику, пули просто завязли в плетёной стенке.

– Уорен, ты не наигрался в преступника?

Ренар выскочил в тот момент, когда злодей резал верёвку, удерживающую шар. Я запрыгнул в корзину первым, как мне казалось ловко отцепив от края длинные пальцы библиотекаря, и, видимо, как-то задел кран газового баллона. Пламя взметнулось вверх, шар дёрнуло так, что меня кинуло спиной на бессознательно лежащего пса. А потом мы резко взлетели…

Я никогда раньше не поднимался в воздух на воздушном шаре, это было головокружительно и страшно. Единственный лётчик на борту валялся в полной отключке, корзину мотало порывами ветра, а откуда-то из-под днища яростно визжал «покойный» мистер Уорен.

– Ты вечно мне всё портил! Я позволил тебе жить в моём городе в надежде, что ты избавишь меня от скуки, а ты только и делал, что наступал мне на больные мозоли! Я не раз предупреждал тебя, я давал тебе шанс, потому что просто избавиться от тебя было бы так банально… Ты игнорировал мои послания, ты смеялся надо мной! Я создал разветвлённую организацию, я правил, как некоронованный король, мне подчинялись в шести странах Европы, даже не зная, кто я, а ты… ты… грязный лис! Я убью тебя-а!

– Уорен, заткнись и не ори, – дождавшись паузы, ответил мой учитель. – Держись крепче, и я тебя вытащу. Майкл? Майкл, ты в порядке там?

– Да, сэр. – Я с трудом заставил себя встать на ноги. Нас несло над тёмным городом, внизу кое-где мелькали фонари, к горлу опять подступила тошнота. – Нет, сэр, я… я не в порядке.

– Перегнись через борт, мы висим ниже. Там, в корзине, есть верёвка или канат?

Не знаю, каким усилием воли я сумел подняться во второй раз. Да, в углу была смотанная толстая верёвка, но, чтобы вытащить её, мне пришлось перекатывать на бок пса. Он тихо застонал, возможно приходя в себя. Я связал морской узел, как учила бабуля, и перебросил верёвку через борт.

– Не с этой стороны!

Да пресвятой же электрод Аквинский, я не могу смотреть вниз, у меня ноги от такой высоты подгибаются. Поймав верёвку, я как-то затащил её обратно и перекинул на другой край.

– Есть! Отлично, мой мальчик! Уорен, ты ещё жив там?

– Мы все умрём, ха-ха, животное!

– Не дождёшься. – Верёвка натянулась, а через пару минут над краем корзины показалась голова Лиса. Он был без шлема, но в глазах горели счастливые зелёные огоньки, ему явно нравилось сегодняшнее приключение…

– Какой прекрасный полёт, мой мальчик! Согласись, когда бы ещё нам удалось посмотреть на ночной Лондон с высоты птичьего полёта? Смотри, под нами Темза!

Я бросился к нему, обнимая за шею и стараясь помочь перевалиться в корзину. Но он не сдвинулся даже на дюйм: в форменный пояс наставника обеими руками вцепился обезумевший библиотекарь. Резкий порыв ветра над рекой так бросил шар влево, что мне едва удалось удержаться на ногах. Да что же такое, сколько можно?!

– Сэр, – я чудом поймал лапу Ренара, перегнувшись через борт едва ли не по пояс, – держитесь, я вас вытяну, я…

– И ты, и я, и мальчишка – я всех заберу с собой!

А потом снизу раздался выстрел. Неужели у негодяя ещё оставались патроны? Я круглыми глазами смотрел, как на форменной куртке сержанта расплывается красное пятно. Нет, нет, нет…

– Вот и всё, – мягко улыбнулся мой учитель. – Все лисы умеют плавать, интересно, умеем ли мы летать?

– Даже не думайте, сэр! Я вас не отпущу!

– Если встретишь Крейзи Лизу, передай ей…

В этот момент он разжал пальцы и послал мне воздушный поцелуй. Облегчённый шар дёрнуло вверх, я вновь рухнул на спину, а истерический визг книжного червя застыл в моих ушах.

Кажется, потом я тоже что-то кричал. Меня пытался успокаивать пришедший в сознание лётчик, я бил его кулаками, отталкивал, пытался ползти на четвереньках к краю корзины, и слёзы текли по моим щекам, смешиваясь с дождевой водой. Он не мог так поступить со мной!

Заблестели первые молнии, – наверное, мы вошли в зону грозы. Ветер усилился, я стукнулся головой о газовый баллон, текла кровь, но Поль оказался опытным пилотом и всё-таки сумел посадить шар, регулируя подачу огня. Посадку никак нельзя было назвать мягкой, мы упали в лесу за городом, чудом ничего себе не сломав и не взорвавшись. Длинноухий пёс ушел, бросив меня, но хотя бы указал направление.

Помню, что к нашему дому я добрался только часам к девяти. У дверей толпились настырные журналисты, а еноты носились взад-вперёд, распродавая утреннюю «Таймс»:

– Полиция закрыла дело о поджоге в библиотеке Национального музея! Скотленд-Ярд отказывается от комментариев! Тело разбившегося мистера Уорена найдено на Тауэрском мосту! Как можно умереть трижды – от удара кинжалом, от огня и от падения с высоты? Инспектор Хаггерт заявил о полной невиновности частного консультанта полиции лиса Ренара! Но где он сам?

Я протолкался к дверям. Безмолвный Шарль с чёрной траурной повязкой на рукаве впустил меня в дом. Через час, смыв кровь, обработав глубокую ранку на голове и переодевшись, я наконец смог говорить. Дворецкий слушал меня, не задавая ни одного вопроса. Когда меня вновь начали душить слёзы, он вышел из комнаты, принёс мне стакан воды, а потом протянул незапечатанный конверт. Я узнал широкий, ровный почерк учителя.

«Дорогой Майкл!

Еще в прошлом месяце мой нотариус дал дельный совет, и я решил составить завещание. Учитывая, что дальних родственников у меня много, но прямых наследников нет, в случае моей внезапной смерти (а я вряд ли умру в собственной постели!) всё моё движимое и недвижимое имущество переходит к тебе. Соответствующие бумаги были должным образом оформлены и подписаны в присутствии трёх свидетелей.

От себя прошу одно: если сможешь, оставь в доме Шарля. Он действительно привязался к тебе и сумеет дать то, чему не успел научить я. Очень надеюсь, что моё тело не будет найдено. Просто мне отвратительна сама мысль о том, чтобы лежать на кладбище, под толстой могильной плитой или памятником. Я не очень-то верю в загробную жизнь и предпочёл бы раствориться где-нибудь на простой земле, естественным путём сливаясь с матушкой-природой.

Но мы ведь не выбираем, верно? Просто