– Класть! – неожиданно расхохотался жрец. – Вот я – не русский, а русский язык лучше тебя знаю! Да, и сахар не забудь – два куска…

– Пожалуйста!

Кивнув, Йомантас сделал обжигающий глоток и блаженно смежил веки… И сразу же резко распахнул глаза:

– Насчет мента ясно?

– Ага…

– А про ту девку ты правильно не сказала. Будет тут вынюхивать! Я-то ее до самой остановки подвез. Даже автобуса дождался. А что потом – не знаю, – поставив опустевшую кружку на стол, он потянулся. – Да-а… такая девчонка может пропасть. Загуляла с кем-нибудь. А родители ищут… Та-ак, ладно. У меня сегодня дела…

– А я тут пока, по хозяйству…

– Да-а-вай… И, пожалуйста, не забывай про модели! Это наши деньги, пойми…

Ага, наши…

Сожитель уехал, и Верка с облегчением перевела дух. Повалялась с полчаса на койке, приободрилась и, взяв пятилитровую пластиковую баклажку, направилась было к колонке, за водой… Однако же, не дойдя до калитки, опомнилась, вернулась – глянула в зеркало… Потом задрала майку… Синяки-то, Господи-и-и! Ладно, на теле, но еще ведь и разбита губа! Хорошо, ребра не сломал и не подбил глаз, а то хороша бы она была – с бланшем! Не выйти никуда… А губа… что ж… Подмазать или пластырем заклеить… Ну, хоть так…

Рядом с зеркалом, на гвоздике, висела сумка с фотоаппаратом. Сожитель, видать, забыл, перенервничал… Или просто не планировал сегодня никого снимать.

Сменив грязную майку на коротенькую рубашечку, девчонка вновь глянула в зеркало и удовлетворенно кивнула. Собрав волосы в пучок, натянула бейсболку… Вот так! Теперь можно и за водой…

Настроение у Верки резко улучшилось… ясно, почему. Впрочем, и не только из-за этого. Денек-то разгорался солнечный, теплый, и впереди была еще уйма свободного времени, которое можно потратить на себя – литовец обычно не баловал ранними возвращениями.

У колонки уже толпился народ – человек пять местных бабуль и женщин. Стояли, судачили…

– Здрасьте!

– Ой, что с губой-то, Вер?

– Оса укусила, баб Маш.

– Оса? Ой! Это надо бы холодное приложить… Слышь, Вер… Ты тут лахудру с зеленой челкой, по случаю, не видала?

С зеленой челкой… С зеленой…

– Линдой себя зовет… Так-то она Кира…

– Не, баб Маш, не видала. А что?

– Так ведь ушла, не попрощавшись и рюкзак свой оставила! – баба Маша, невысокого росточка старушка в зеленом цветастом платке и сарафане, развела руками. – А там этот… ну плоский такой компьютер…

– Ноутбук…

– Во-во, он самый. Дорогой, верно… Танка, внучка-то, говорит, что Линда эта без рюкзака ни за что не ушла бы. Верно, у кого-то… как это они говорят-то? Тусуется! Одно слово – лахудра! Так я вот думаю… вдруг да не придет? Тогда с этим нотбуком – что?

– К участковому! – набрав воды в пластиковое ведерко, решительно заявила другая соседка – тетя Катя.

– Не, Кать. К участковому-то – рано, – покачала головой третья. – Я так думаю – надо денька три подождать. Объявится еще, баба Маша, твоя лахудра. Никуда не денется!

Лахудра… Девчонка с зеленой челкой.

Набрав баклажку, Вера медленно шла по тенистой улочке и думала. Наверное, Йомантас должен бы знать, где эту лахудру искать. Он же ее, верно, фотографировал… А может, и нет, не успел еще. Глянуть бы на фотоаппарате… Он же его сегодня не взял.

Любопытная девушка так и сделала: придя домой, достала из сумки камеру, включила на просмотр… К ее удивлению, фотографий там оказалось не так уж и много, всего-то десятка полтора. И всего одна «модель» – худенькая девчонка с зеленой челкой и затейливыми татуировками по всему телу… Какая-то змея, что ли… нет, цветок, стебель… Ишь, прям с живота на спинку… А худющая-то – ребра торчат! И груди почти нет – прыщики… Но бесстыдница, да – ишь, как изогнулась. Вот – в серой кофточке с капюшоном, худи… Вот сняла уже – полуголая… авто и вообще… Взгляд такой, наглый, презрительный… Ну, точно – лахудра! Где это, интересно? Похоже, на старой ферме… Ну да – вон и стены, и кирпичи… столб… Ага, уже привязана! Вот зачем веревки – для антуража… Тут – голая по пояс… Снова грудь прыщиками… татуировка вокруг пупка… расстегнутые джинсы… И – крупным планом – лицо… А выражение… вовсе не наглое… Скорее, испуганное… И в глазах-то – страх! Ну, точно… Верно, литовец почему-то разозлился на нее, ударил, избил… Он может! И девчонка, верно, теперь где-то прячется, боится даже к подружке зайти за ноутбуком… Или – стыдно. Может, под глазом бланш?

Ноги, словно сами собой, принесли Веру к старой ферме. Вон она уже, за деревьями, рядом… Только…

Только вдруг, откуда ни возьмись, возникли на пути псы! Целая стая. Опасные, агрессивные зверюги, завидев девушку, зарычали, залаяли…

Вера поспешила поскорее уйти – слава богу, собаки за ней не погнались. Глухо рычали, грызли что-то… но не гнались.

С опаскою оглянувшись, Вера увидела что-то застрявшее в кустах, какую-то серую тряпку… Остановилась, подошла… глянула… Худи! Та самая серая кофточка с капюшоном, что была на той девушке, Линде. Грязная, рваная, в каких-то подозрительных бурых пятнах… Что это? Неужели – кровь?

Сыскной тиун Степан Иваныч подготовил все, как надо. В условленный час, ближе к ночи, люди его собрались на Застенье, у самой окраины, укрывшись в тени яблонь и лип.

– Там двое стражей, – завидев подошедшего тиуна, негромко доложил Кирилл Осетров. – У самого амбара прохаживаются – стерегут хозяйское добро.

Степан Иваныч вскинул глаза:

– Так, может, и в самом деле – там добро, а не люди?

– Нет, – покачал головой Кирилл. – Кому же тогда еду носят? На рынке берут пироги… ну, к концу дня уже, подешевке… И носят!

– Ладно. Пожалуй, пора…

Солнце село уже, небо на западе пылало пожаром, в пыльном синеющем небе робко повисла белесая луна и первые звезды. Тихо было кругом – отзвонили, оттрезвонили колокола, пастухи пригнали стадо. Лишь неподалеку, в кустах запел-засвистел соловей, а за чьим-то забором забрехал, громыхая цепью, пес. Лай подхватили и другие собаки – понеслось по всему Застенью…

И правда было пора…

Часовых сняли сразу – бесшумно и быстро. Просто накинули сзади удавки, придушили слегка, чтоб не насмерть, и тут же бросились к амбару, сбили замок, отодвинули тяжелый засовец…

Клацнув огнивом, Кирилл Осетров лично зажег факел…

Ну, точно – люди! Отроки и отроковицы… Смотрят испуганно, в рванине все, многие – избиты…

– Берите нынче меня! – вышла из темноты статная девушка с налитой грудью. Бледное осунувшееся лицо, по плечам – спутанные светло-русые волосы… Красавица! Однако измождена, и видно, что избита…

– Меня берите! – девчонка рванула рубаху, без стеснения обнажив грудь. – Вон я какая! Вам хорошо будет, сладко… Не то что с малыми… Их не трогайте, нет… И бить никого не надобно!