– Спасибо, – прошептала она. – Я думала, что умру.

– Честно говоря, я тоже, – сказала соседка. – Мне придется тебя там внизу немного залатать. После того, что ты только что перенесла, ты этого не заметишь. Моисей милостивый, ну и ребеночек. Ну и ребеночек.

Пока соседка суетилась над промежностью, которая после родов и правда потеряла всякую чувствительность, Даника молча лежала в постели в тумане измождения и облегчения. Руками она все время искала ребенка. Мальчик спокойно дышал, очевидно, не переживая, что его только что вырвали из одного мира и поместили в другой.

Тем больше Даника перепугалась, когда по телу новорожденного прошла внезапная сильная судорога. Она подняла руки, словно обожглась.

– Его трясет! Почему его трясет? – едва не крикнула она, не опуская рук.

Соседка подняла глаза и посмотрела на ребенка, который снова успокоился.

– Просто судорога. Иногда душе нужна встряска, чтобы устроиться в теле, – сказала она и вернулась к работе.

– Бояться нечего?

– Нечего.

Успокоенная этими словами, Даника продолжила нежно поглаживать рыжие волосы младенца, постепенно ощущая, как силы возвращаются к ней. Словно ребенок вдыхал в нее новую жизнь.

– Я знаю, – вдруг сказала она. – Его будут звать Леон. Это значит «лев».

– Леон? Что за чушь. – На этот раз соседка тяжело поднялась, упершись рукой в бок. – Здесь в долине никого так не зовут. И львы, насколько я знаю, здесь тоже не живут.

– Ну и что, а я однажды общалась с шутом… Помните, несколько лет назад тут проходила труппа, выступала на городской площади? Так вот, он назвался Леоном и рассказал мне об этом имени.

Даника отлично помнила того шута, как в одежде и среди труппы, так и без одежды в одиночестве.

– Он многое умел, – улыбнулась она. – И очень ловко глотал огонь.

– А ты, наверное, проглотила гвоздь. Ты ведь не хочешь, чтобы твой сын стал шутом? – сказала соседка, показывая на младенца.

Даника все время улыбалась. Она закрыла глаза.

– Наверное, нет. Но его будут звать Леон. Сильный львенок, представь себе. Мне нравится, что мой сын будет немного выделяться.

– Ну, в этом я не сомневаюсь. Но что скажет твой муж насчет этого имени?

Даника открыла глаза и спокойно посмотрела на женщину, словно бы издалека.

– Пусть Карл говорит, что захочет. Не ему решать.

Соседка мыла руки в тазике с водой на кухне, когда открылась входная дверь. Отец ребенка держался подальше от дома, как ему и велели. Она говорила, что можно возвращаться, когда уже долго будет тихо.

И вот он стоит в дверях и почти полностью заслоняет собой дневной свет. Он не зашел, остался стоять на ступеньке у двери. Ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть на кухню.

– Она жива? – спросил он робким голосом, не вязавшимся с его внешним видом.

– Да. Она жива, но должна признать, она выжила чудом. Клянусь, сын – полная копия отца.

– Сын? – спросил Карл, распахнув глаза. – Вы хотите сказать, что…

– Да, у вас родился сын, черт побери. Иди уже к ним, хватит стоять тут и глазеть.

Карл протиснулся мимо соседки к двери в коридор. Терпкий запах земли и пота ударил ей в нос и заставил поморщиться, когда он проходил мимо.

– Его будут звать Леон, – добавила она.

При этих словах Карл замер. Он обернулся и вопросительно посмотрел на нее.

– Леон?

– Да, Даника решила, что вашего сына будут звать Леон.

– Ладно. Значит, так и будет, – сказал Карл.

Соседка покачала головой, едва Карл вышел из кухни. Она не понимала этого мужчину, как не понимала и его жену.

Когда она чуть позже направилась к себе на ферму, ее тяготило непривычное беспокойство.

– С мальчишкой что-то не так, что-то не в порядке, – повторяла она сама себе. – Ноги и руки не должны так выглядеть. У него явные мускулы… как у зверя. И он такой тяжелый. Только бы это не были проделки дьявола.

Она вздрогнула от собственного озарения и заговорила еще громче, в попытке заглушить мятущиеся мысли:

– Какого же богатыря Господь послал этой женщине. Подумать только, у Даники родился-таки ребенок. Сильный, крепкий парень. Господь милостив, Господь милостив.

Она почтительно подняла взгляд в небо к Всемогущему, который, как ей казалось, должен был быть похожим на ее собственного верного супруга, а значит, носить седую бороду, широкие подтяжки и иметь синие глубокие глаза, глядя в которые невозможно соврать.

Сама она была низенькой женщиной крепкого сложения с пышными бедрами и почти такой же широкой спиной, и ходила она косолапо, слегка переваливаясь из стороны в сторону, так что сзади напоминала старого медведя. Бурый медведь – это один из тех зверей, кто органично смотрится в окрестностях. И он безопасен, пока не перейдешь ему дорогу. То же можно сказать и о соседке. Говорят, она некогда поймала врасплох одного работничка, который собирался уединиться с ее дочуркой в хлеву, и отвесила ему такую оплеуху, что лишила слуха.

Неподалеку от дома ей навстречу вышел Мирко. Внезапный порыв ветерка взъерошил мальчику волосы, которые на мгновение поднялись вокруг лица маленьким растрепанным облачком. Нисколько не похожим на львиную гриву.

Леон! Ее снова поразило, до чего дико называть маленького ребенка в честь чужого и смертельно опасного хищника. Как можно так рисковать? С таким играть нельзя, и еще не следует водиться с шутовскими труппами, которые иногда проезжали через долину. Все чуждое и необычное может представлять опасность, считала соседка. Даника играет с огнем.

С ее Мирко все иначе. Его имя означало «мирный», она проследила, чтобы все было правильно, когда его крестили. Она мечтала о веселом разумном мальчике, и Господь ей его послал. Можно получить то, о чем просишь, нужно только правильно попросить.

Еще Мирко был довольно красивым, несмотря на непослушные волосы и большие торчащие уши, выделявшие его из толпы родственников. К счастью, сомнений в том, что он действительно был сыном своего отца, ни у кого не было. У него были темно-синие глаза, как у отца, удлиненное лицо и приятные губы. В придачу он был самым задумчивым и послушным из ее детей.

– Как прошли роды? – спросил он маму. Солнце просвечивало сквозь тонкую кожу на ушах, так что они стали похожи на красные крылья летучей мыши.

– У Даники сын, так что все хорошо. Но не знаю… с ребенком что-то…

– Что?

– Да нет, ничего.

Мама Мирко пошла к главному входу, но, поставив ногу на первую ступеньку и ухватившись обеими руками за поручень, она помедлила и обернулась. Пальцы крепко держались за морщинистую старую древесину, на которую