приподняться в постели, обессиленные голодом, а их связь с внешним миром давно ограничена голосом репродуктора, а потому они будут особенно ждать радиопередачи в последние часы уходящего года. И работники радио нашли доверительную и честную форму общения с ленинградцами. Главным действующим лицом задушевного ночного разговора стала Ольга Берггольц[217]. Она имела моральное право сказать тогда на всю страну:

Это гимн ленинградцам – опухшим, упрямым,

родным.

Я отправлю от имени их за кольцо

телеграмму:

«Живы. Выдержим. Победим!»

До победы было еще очень далеко, впереди ожидали еще более суровые испытания, выдержать которые не было суждено многим тысячам ленинградцев, внимавших каждому слову Ольги Берггольц в канун нового, 42-го года.

1942 год

Новый год не только не принес населению осажденного Ленинграда облегчения страданий, но даже их усилил. Надежды руководства обороной города на то, что блокада будет вот-вот прорвана и продовольственная проблема будет решена кардинально, оказались призрачными. В результате хлебные ресурсы Ленинграда на 1 января 1942 г. составляли 980 т муки, 2,9 т ячменя, 81,5 т соевых бобов, 11 т солода, 427,7 т жмыха, 1,1 т отрубей[218]. Даже по минимальным нормам это не обеспечивало и двух дней потребностей города. Хлебозаводы получали муку буквально с колес, и перебой в ее доставке грозил полным прекращением выдачи хлеба населению. Чтобы создать хотя бы минимальный запас муки, ленинградскому руководству пришлось фактически больше чем на две недели прекратить подвоз по Ладоге других продуктов питания. Как отмечалось в январском спецсообщении УНКВД по Ленинграду и области, «в первой половине января, кроме муки, никакие продукты в Ленинград не поступали. Завоз в город продовольствия начался с 16 января в размерах, не обеспечивающих полного отоваривания продовольственных карточек населения»[219]. В этом секретном документе, разосланном не только ленинградским руководителям (Жданову, Хозину и Кузнецову), но и в Москву – Берии и Меркулову – фактически признавалось, что в первые две недели 1942 г. ленинградцы кроме суррогатного хлеба ничего не получали.

Разумеется, ленинградское руководство имело достаточно полное представление о бедственном положении населения, получая об этом информацию от партийных и советских органов, политинформаторов, НКВД и др. 4 января 1942 г. на стол А. А. Жданова легла информационная справка оргинструкторского отдела ГК ВКП(б), в которой обращалось внимание в первую очередь на резкое увеличение в городе количества детей-сирот. «Особенно тяжелое положение оставшихся без родителей 14-15-летних подростков, – сообщалось в этом документе. – В детские дома их не принимают. Дети толпятся около магазинов и булочных, вырывают хлеб и продукты из рук покупателей. Многие работники органов народного образования поднимают вопрос о помещении в детские дома ребят этого возраста и о прикреплении их к рабочим столовым»[220]. Касаясь перебоев в доставке и торговле хлебом и огромных очередей за ним, авторы информационной записки в осторожной форме писали о возбуждении среди населения «всевозможных толков и разговоров»[221]. 7 января 1942 г. Исполком Ленгорсовета принял решение «О мероприятиях по борьбе с детской безнадзорностью», по которому количество мест в детских домах увеличивалось на 2725[222], что позволило работникам Городского отдела народного образования расширить сеть детских домов.

9 января 1942 г. состоялось заседание бюро ГК ВКП(б), на котором обсуждался вопрос «об организации помощи особо ослабевшим гражданам». Председательствовавший на заседании второй секретарь горкома А. А. Кузнецов подчеркнул, что этот вопрос обсуждается по предложению товарища Жданова, который «абсолютно прав, когда говорит, что целый ряд предприятий выдвигает вопрос – приравняйте к предприятиям оборонного порядка, к предприятиям, имеющим горячие цеха, хотя ни те, ни другие не работают, а продолжают получать питание». Озвучивая «реалистическую линию» отсутствовавшего на этом заседании шефа, Кузнецов далее сказал: «Слабых надо поддержать, но не увеличением питания, а с точки зрения организации врачебной помощи, врачебного питания»[223]. Речь шла о значительном расширении лечебных стационаров, решение о создании которых было принято Ленгорисполкомом 29 декабря 1941 г. Тогда предлагалось организовать стационары: городской – на 400 коек, районные – на 200-300 коек и при 17 крупнейших заводах – на 1380 коек[224]. Теперь же Кузнецов предложил увеличить число мест в городском стационаре до 16 тыс., из которых 2 тыс. намечалось выделить для видных ученых, работников культуры и искусства, руководителей хозяйственных и общественных организаций. Предлагалось также увеличить число коек в районах и расширить число предприятий, где будут организованы свои стационары[225]. В результате обсуждения было принято совместное решение Ленгорисполкома и ГК ВКП(б) «Об организации помощи ослабевшим гражданам»[226].

9 января 1942 г. произошло более чем тревожное событие, выходившее за рамки «оказания помощи ослабевшим гражданам»: остановилось одно из крупнейших оборонных предприятий – Металлический завод. «В этот день цех получил задание выпустить три новых KB, – вспоминал начальник сборочного цеха А. Ф. Соколов, – а вечером нас собрал директор завода и в присутствии парторга ЦК и председателя завкома сообщил, что ввиду тяжелого положения с топливом будут заморожены все цехи, за исключением электростанции»[227].

При всей важности стоявших перед руководством обороны Ленинграда задач по оказанию помощи населению города, главная из них – улучшение продовольственного положения – не могла быть решена без помощи центра. И надо признать, что Москва, понимая необходимость этой помощи, изыскивала ресурсы и пути доставки продовольствия в Ленинград. 10 января 1942 г. заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР А. И. Микоян подписал распоряжение правительства о помощи Ленинграду продовольствием. Этим распоряжением в целях «обеспечения продовольствием населения г. Ленинграда, войск Ленинградского фронта и частей КБФ и создания запаса продовольствия в г. Ленинграде» соответствующие наркоматы и ведомства обязывались отгрузить в январе 1942 г. 18 тыс. т муки, 10 тыс. т крупы, 6192 т мяса, 1100 т животного масла, 1 тыс. т кокосового масла, 700 т растительного масла, 3 тыс. т рыбы, 1800 т сахара, 1 тыс. т концентратов, 150 т шоколада, 140 т чая, 5 тыс. т соли и другие продукты питания[228]. Вероятно, с получением распоряжения СНК СССР об оказании продовольственной помощи Ленинграду на следующий день, 11 января 1942 г., Военный Совет Ленинградского фронта принял постановление о строгом соблюдении установленных лимитов расхода продовольствия[229]. В целях строгой централизации распределения продовольственных ресурсов этим постановлением создавалась Продовольственная комиссия в составе А. А. Кузнецова, Д. В. Павлова, П. С. Попкова и Н. В. Соловьева. Только эта комиссия рассматривала все вопросы, связанные с увеличением расхода продовольствия как для гражданских и военных организаций в целом, так и для отдельных лиц. При этом комиссия при решении этих вопросов должна была исходить из лимита, установленного данным постановлением[230].

На состоявшемся 15 января 1942 г. первом заседании Продовольственной комиссии Военного Совета Ленинградского фронта, на котором присутствовали А. А. Кузнецов, Д. В. Павлов и П. С. Попков, слушался «разбор заявлений об увеличении продовольственного пайка»[231]. Первым пунктом своего постановления Комиссия разрешила приравнять по