Шрифт:
Закладка:
— Да-да, конечно. Как скажешь, Арсений, — покорно произносит она.
— Павел Анатольевич, — оборачиваюсь к старшему сыну Свиридова. — Начнем?
— Я буду судьей, — неожиданно вызывается Волконский, бросив взгляд на знойную Серану. — Раз уж оказался на таком экзотическом мероприятии.
Князь отходит в центр поляны, за ним идем и мы с Павлов.
— Какие условия дуэли? — спрашивает Волконский меня.
— Рукопашка до первой крови.
— Ага, ну что ж, тогда отошли к противоположным краям поляны и приготовились к битве, — мы послушно отступаем к стриженным кустикам и встаем в боевые стойки. — Готовы оба?
— Да! — одновременный ответ.
— В бой! — взмахивает ладонью Волконский, отходя к ближайшим клумбам.
Павел сразу бросается на меня, широко размахивая рукам. Движения резкие, дерганные, и раздражают неимоверно. Это приводит к очередному всплеску в ящике. Глаза снова застилает кровавым туманом, но в этот раз я успеваю сохранить какую-то ясность сознания.
Сила во мне так и плещет. Небывалая мощь вырывается наружу и выражается в молниеносных джебах и лоу-киках. Град ударов обрушивается на Павла.
— Аррр! — он с разбитым в хлам лицом и сломанной ключицей летит в траву.
— Битва окончена! Победил Беркутов! — провозглашает довольный Волконский.
Маша Свиридова кидается лечить Павла. Девушка оказалась Целителем. Ко мне же бросаются мои женщины — мать с адъютантом. Обе кидаются мне на шею.
— Сынок, ты такой сильный!
— Милор…Арсений, это было потрясающе! — возбужденно хрипит Серана, зарываясь носом мне в шею.
Я глажу девушек по спинам, а потом мягко отстраняю. Шаг в сторону обомлевшего Свиридова.
— Ваш сын получил по заслугам, — яростный рык вырывается из моего горла, так что Анатолий отшатывается. Кажется, это дает о себе знать эманация Гнева. — Ваши прихвостни «кабаны» также этой ночью заплатили по счетам, все до единого заплатили. Больше не переходите черты — и мне не придется отвечать на удар множеством смертей.
Свиридов бледнеет. Князь Волконский смотрит на меня с невольным уважением, мать счастливо улыбается от гордости за храброго сына, а Серана, кажется, сейчас запищит от восторга.
У меня больше нет фантазмов, но я по-прежнему остаюсь Префектом Фалгором. Я по-прежнему Феникс.
Глава 9 — Москва
— Кхм-кхм…Прихвостни «кабаны»? — вдруг доходит до Волконского. — Я чего-то не знаю?
Лицо Свиридова вытягивается как у коня. Он смотрит на меня умоляющим взглядом.
— Арсений Всеволодович, явно что-то перепутал или поспешил с выводами.
Я задумываюсь. Может, бандитов и, правда, натравил на меня не Анатолий. В прошлый раз это был Павел. Сценарий мог повториться.
— Возможно, и поспешил, — пожимаю плечами. — Не суть. Думаю, не стоит разжевывать мой посыл.
— Не стоит, — кивает Свиридов. — Вы доступно объяснили.
Волконский глянул на него, потом на меня, но не стал погружаться в ситуацию. Князь, наверняка, знал, что Свиридов иногда пользовался услугами «кабанов». Так что всё ему понятно и так. Даже «Псы войны» не могли попасть в Тверь без его ведома. Но Волконский не вмешался, значит, уничтожение «кабанов» было ему выгодно. Все-таки одним криминальным элементом в городе меньше.
— Что ж, тогда я прощаюсь, — Волконский кивает мне. — Хороший бой, Арсений, — затем смотрит на Серану и, порывшись в кармане, выуживает визитку. — Принцесса Мария, двери моего дома открыты для вас. Заглядывайте в гости. Мне любопытно послушать о том, как зародилась ваша дружба с моим вассалом.
— Благодарю, Ваше Сиятельство. Обязательно буду, — Серана забирает бумажный квадратик. Волконский оглядывает фигуристую бразильянку и шагает дальше по тропинке.
— Я вас провожу, — бросается за князем Свиридов и по дороге зыркает на меня: — Арсений Всеволодович, не могли бы вы задержаться? И вы, конечно, тоже, Елизавета Юрьевна?
Мама смотрит на меня. Я киваю. Старый пес признал меня как равного, а значит, пришло время деловых переговоров, а не глупого запугивания.
Между тем Павел с Витей торопятся покинуть место своего позора. Маша, бросив волнительный взгляд на Серану, удаляется. А бразильянка с трудом удерживает себя на месте. Ее горячее тело чуть ли не вибрирует, норовя броситься ко мне.Мать уже отошла от восторга победы и с удивлением смотрит на эту знойную красавицу. Но пока помалкивает. Всё же мы не на прогулке, а в саду врага.
— Принцесса, вы спокойно смогли покинуть родину? — спрашиваю своего адъютанта. — Вас не удерживали?
— Нет, — усмехается Серана. — Отец даже обрадовался, что я отвалилась из претендентов на престол. До этого на тренировках я неслабо попугала братьев своим мастерством фехтования. В Королевском турнире за трон никто из этих слабаков не справился бы со мной.
— Что ж, хорошо, — киваю. — Престол Егенцитуса вам больше без надобности. Здесь полно занятий.
— Как скажете, Арсений Всеволодович, — хриплым голоском произносит бразильянка, и от ее сопрано у меня сразу потяжелело в штанах.
Шелестят листья кустов. Это возвращается Свиридов со слугой.
— Арсений Всеволодович, мы можем поговорить с вами наедине? Ваших дам проводят в гостиную и угостят чаем.
— Согласен, — киваю. Заодно мама чуть привыкнет к Серане, все-таки бразильянке теперь с нами жить. — Только чая недостаточно, — строго говорю. — Не забудьте печеньки с эклерами.
Свиридов вылупляется на меня, потом догоняет шутку и усмехается.
— Конечно-конечно, мы ничем не обидим ваших спутниц.
Мои женщины уходят, Анатолий же со вздохом смотрит на клумбу с тюльпанами.
— Я недооценил вас, Арсений Всеволодович.
— Верно, но еще не поздно исправиться.
— Хм, если не секрет, откуда у вас деньги на целую армию наемников? «Псы войны» элитные бойцы.
Ага, так я тебе и разболтал.
— Это как раз секрет, — отвечаю. — Скажу лишь, что дело далеко не только в деньгах.
— Понятно, — кивает Свиридов, хотя ничего ему непонятно. Помешкав несколько секунд, он выдает: — Арсений Всеволодович, я вас недооценил. Вы проявили глубокую эрудицию в финансовых и управленческих делах. Я уже молчу про обладание конфиденциальными сведениями.
— Вы про коттеджный поселок что ли? — усмехаюсь. — Ничего особенного. И давайте забудем про комплименты. Кто нанял «кабанов» убить меня? — мой взгляд суровеет. — Вы?
— Нет, — невольно отступает на шаг Свиридов.
— Тогда кто-то из ваших детей, — утверждаю, а не спрашиваю. — Павел?
Он молчит.