«С добрым утром, с добрым утром, — как пели в «Пионерской зорьке», — и с хорошим днем!»

Оптимисты, блин…

Натянув спортивный костюм, я причесался перед зеркалом. Провел ладонью по щеке — вроде, незаметна колючесть — и махнул рукой. Сегодня бриться не буду.

«Почему?» — постно вопросил ангел. «А лень!» — ухмыльнулся бес.

Домовито повесив полотенце сушиться, я вышел в лабораторию. Ощутимо пахло кофе.

Хоть и не употребляю сей бодрящий напиток, но его «домашний» запах люблю — он обволакивает атмосферой уюта. Никакой «нескафе» на это не способен. Нужны прожаренные бобы — и человеческое присутствие. Вон, пока я потягивался и зевал с отчетливым хряском, Лена уже порхала.

А я, не раскрывая глаз, прислушивался. Дробный сыпучий звук — и кофемолка тихонько взвыла, с хрустом перетирая зерна. Запыхтела, зашипела кофеварка, напуская того самого утреннего духу.

Ленка — молодец, встает рано. Тихонечко удаляется, и на добрых полчаса оккупирует душевую кабинку. Ну, минут двадцать точно — вертится, гнется под парящими брызгами, мелькает розовым… А потом мерзко завывает фен.

Вот нет, чтобы поспать лишний часок, так она готовится выйти в свет — свежей, причесанной, затянутой в белый халатик…

— Трапезничать не желаете, сэр? — осведомилась Лена напевно.

— А что у нас на завтрак?

— На первое — сэндвич с чаем. На второе — чай с сэндвичем.

— А мой голодный организм, может, в манной кашке нуждается? — завел я капризно.

— Это не ко мне, — удрученно покачала головой девушка, — это к бабе Вале! Она сейчас как раз аналитиков кормит — комочки в тарелки подбрасывает и пенки кладет…

Похихикав, мы навернули по здоровенному бутерброду с ветчиной. С горчицей я малость перебрал, аж глаза выпучило…

— Миш, а чего это ты сегодня за мной не подсматривал? — Лена вздернула бровки в невинном удивлении.

— Да вообще не подсматриваю! — возмутился я. — Смотрю просто. Со вкусом. А ты могла бы и протирать стекло — оно ж запотевает, не видно ж ничего! Не понять, где верхние девяносто, где нижние…

— Ну, ты и на-аглый! — восхитилась девушка. Доела свою порцию, и сладко улыбнулась: — Да шучу я. Мне даже нравится… Мальчики должны девочками интересоваться.

От Ленкиного ехидства я скривился, как от горчицы. Не сразу до меня дошла причина того налета стервозности, что до сих пор досаливал наши отношения. Кандидату физматнаук Браиловой исполнилось двадцать пять — она была на четыре года старше «товарища завлаба».

Сейчас-то она свыклась, а поначалу «перекос» в возрасте изрядно бесил ее. Ну, не рассказывать же девчонке, что она мне во внучки годится!

Допив чай, я упруго поднялся. Лена встала, потупив глаза, словно чуя мой ответ.

«Ладно, малышка, — мелькнуло в голове, — зададим тебе задачку!»

Я, как в женских романах, властно обнял Браилову — от неожиданности она не воспротивилась. Притиснул покрепче, и глянул в широко раскрытые глаза — гнев, плясавший в девичьих зрачках, спадал, уступая смятению.

— Если ты видишь перед собой юного и нахального вундеркинда, Леночка, — негромко проговорил я, — значит, так и надо… — моя ладонь огладила бархатистую щеку, пальцами дотягиваясь до прядей волос. — Иногда, хоть и очень редко, случается, что возраст в паспорте отличается от реального… В меньшую сторону.

Растерянная, девушка смущенно поддавалась напору, задыхаясь, безвольно опустив руки. Я легонько поцеловал ее в уголок губ, и отстранился.

— Готовим ускоритель, — мой голос прозвучал буднично. — Надо будет перенастроить эмиттеры… Новые опыты намечаются, целая серия. Накормим аналитиков пищей для ума!

— Ты мне всю прическу разлохматил… — невпопад пробормотала Лена.

— Я больше не буду! — улыбка моя вышла вполне себе мальчишеской.

Там же, позже

— Корнеев! — звонко окликнула Лена. — Держи конфигурацию! Поле неустойчиво.

— Да держу я… — пропыхтел Витёк, навалившись на пульт.

— Да где ж ты держишь? Смотри, как линии вихляются!

Усмехнувшись, я взбежал наверх, к ускорительной секции. Здесь басистый гул «тахионника» был куда слышней.

Суровые формы машин восхищали и пугали одновременно — за хлипкими с виду панелями МП-ловушек рушился чудовищный поток сверхсветовых частиц, разогнавшихся до бесконечности. Магнитные линии на экране дрожали, прогибаясь и выпрямляясь, как камыш на ветру.

Дим Димыч следил за их балетом, как зачарованный.

— Конфигурация расчетная, — вытолкнул он. — Зря Лена бочку катит на Витюшу… Старается же человек.

— Совершенству нет предела… — мой рот скривился в усмешке.

Что-то у меня нервы разгулялись. Вон, даже пальцы дрожат…

И, когда снизу закричали, я суматошно бросился к выходу, чуть не скатившись в лестницы.

— Миша! Миша! — вопила девушка в возбуждении. — Он исчез!

— Кто?! — вылупился я, переводя взгляд с Лены на Витю.

— Образец! — воскликнула Браилова. — Он… Он растворился будто!

— Повторить! — каркнул Иваненко у меня за спиной.

Мы с ним переглянулись, он сверху трапа, я — снизу.

— Неужто… сподобились? — я не узнал свой голос, до того он сел.

— Повторить! Витя, инжектору стоп! Сбрось мощность!

— Есть! — брякнул Корнеев. — То есть, ага…

— Лена, второй образец!

Девушка бросилась к камере и ухватилась за джойстики. Манипулятор дотянулся до брусков, разложенных в рядок, выхватил крайний…

— Лен, клади не в центр, — еле выговорил я. — Лучше сбоку.

— Поняли, да? — губы у директора прыгали, вымучивая улыбку.

— А тут без вариантов… — меня начинало потряхивать. — Витёк, врубай!

По ускорителю словно могучий вздох пронесся, и снова все загудело, а за стеклом камеры потекли изумрудные сполохи.

— Смотрите… — выдохнула Лена. — Вы только посмотрите на это…

Тускло поблескивавший брусок таял, как рафинад в кипятке — гладкая металлическая поверхность проваливалась вдавлинами, граненый слиток обращался в раковистую губку, и пропадал вовсе.

— Витя! — резко спросил я, будто стегнул. — Начало явления не зафиксировал?

— Об-бижаете, шеф, — вытолкнул Корнеев с запинкой. — Ровно три минуты назад! Вру… — он близоруко сощурился, сверяясь с приборами. — Три минуты пятнадцать секунд!

— Ну, — Дим Димыч пихнул меня в бок локтем. — Сколько нам еще ждать, по-вашему?

— Не меньше двух минут, — вымолвил я, облизав