их результаты в журнал (в 1882 году их издадут отдельной книжкой75).

На фрегате впервые в русском флоте была введена должность старшего офицера — он заведовал общими делами; остальные офицеры несли вахты. Согласно Морскому уставу тех лет, морские сутки начинались не с полуночи, как гражданские, а с полудня и совпадали с вахтами: первую вахту стояли с полудня до шести часов вечера, вторую — до полуночи, третью — с часа пополуночи до пяти утра, четвёртую — с пяти до девяти утра и пятую — с девяти до полудня. Обычно команду делили на две половины, поочерёдно нёсшие вахту. Но в дальних плаваниях это сильно изматывало людей, и Лисянский во время кругосветки одним из первых разбил экипаж на три вахты. «У нас старший офицер с Тенерифа не правит вахтою, а занимает должность капитан-лейтенанта. А с Рио-Янейро стоим на четыре вахты», — писал Нахимов Рейнеке.

Павел Новосильский, товарищ Нахимова по Морскому корпусу, так описывал распорядок дня офицеров в экспедиции 1819 года к Южному полюсу: «В 8 часов утра мы собирались в кают-компании пить чай. Тут рассказывали новости, если были какие на ночных вахтах... В 10 часов делали солнечные наблюдения, по которым вычисляли время на шлюпе; сравнивая это время с хронометром, получалась долгота места. После полудня все офицеры являлись на палубу брать секстанами полуденную высоту солнца. Особенный звон колокола “рында” возвещал полдень. После чего каждый спешил вычислить широту места шлюпа в полдень. В час сходились к обеденному столу, не роскошному, но всегда хорошо приготовленному; капитан Лазарев обедал и пил чай вместе с нами... Карты (игральные. — Н. П.) решительно изгнаны были на нашем шлюпе: капитан Лазарев не мог терпеть их»76.

Едва ли порядки на фрегате «Крейсер» сильно отличались от заведённых Лазаревым на шлюпе «Мирный». Свободные от вахты офицеры «Крейсера» и «Ладоги» отправлялись на шлюпках в гости друг к другу, играли в шахматы, беседовали, читали. Книги для экспедиций покупали за казённый счёт; в основном это были описания плаваний Крузенштерна, Лисянского, Сарычева, англичан Джеймса Кука, Чарлза Клерка и Джона Гора77. У капитана фрегата была своя библиотека, книги из которой на английском языке брали читать офицеры. Завалишин самостоятельно учил испанский и португальский языки, среди его книг было несколько словарей.

По вечерам и матросы, и офицеры любили слушать музыку. Конечно, музыканты по штату не полагались, но не запрещалось нанять оркестр на собственные средства. Флотские офицеры в большинстве своём были небогаты и жили в основном на жалованье, поэтому Лазарев закупил инструменты за свои деньги. Выбрал 20 наиболее способных к музыке членов экипажа, перед походом нанял для их обучения капельмейстера — и оркестр готов. При заходе в иностранные порты оркестр исполнял марши и гимны. Был на фрегате и матросский хор.

В тропиках устраивали купания для матросов: натягивали большой парус, два конца его крепили к фрегату, два других — к спущенным на воду шлюпкам; получалось что-то вроде бассейна, в котором акулы были не страшны. Особенно всех смешили ньюфаундленды, которые тоже купались и всё норовили вытащить кого-нибудь из воды. Купания устраивались ежедневно не только из гигиенических соображений, но и для профилактики заболеваний и укрепления здоровья. Если на море было волнение или корабль не ложился в дрейф, матросы обливались водой на носу корабля. В холодном климате на берегу устраивали баню в палатке из парусов, вместо каменки нагревали ядра.

Надо заметить, что по распоряжению капитана для сбережения здоровья команды на корабле были заведены особые порядки, которые кому-то могли показаться мелочными и ненужными, однако благодаря им на фрегате не было большого числа больных, а цингой не болели вовсе. А ведь в те годы на флоте ещё не было ни опреснительных установок, ни консервов, а цинга — главный бич длительных переходов — случалось, выкашивала бо́льшую часть команды. Как же Лазарев добивался таких впечатляющих результатов?

Во-первых, везде, где делали стоянку, по возможности закупали птицу, баранов, свиней — благо они хорошо переносили качку; при длительных переходах старались вместе с солониной класть в щи свежее мясо. В постные дни варили горох, добавляли толчёные ржаные сухари и масло. Во-вторых, во всех портах покупали фрукты и овощи, чай пили утром и вечером с лимоном или лимонным соком. В холодную погоду команде выдавали ром, «французскую водку» (так называли тогда коньяк), пунш. В жару крепкие напитки заменялись красным портвейном или мадерой, в случае опасности дизентерии портвейн добавляли в воду, во время тяжёлой работы матросы получали винную порцию три-четыре раза в день. Если появлялись тяжелобольные, офицеры старались присылать им еду со своего стола. Раз в неделю всю команду осматривал доктор.

Большое внимание Лазарев уделял экипировке команды; когда не хватало казённых средств, докупали необходимую одежду на пожертвования офицеров и самого капитана. Чтобы не было больных и простуженных, на корабле соблюдали такой порядок: на жилую палубу в мокрой одежде не спускались, её снимали и развешивали для просушки, а затем переодевались в сухую. С сыростью боролись, устанавливая переносные печи и посыпая палубу горячим песком, который хранили в устроенных на камбузе ящиках. Песком посыпали палубу и во время боя. Печи были необходимы не только для сбережения здоровья людей, но и для предохранения кораблей от гниения.

Такая жизнь матросам, которых рекрутировали из крестьян и мещан, нравилась больше, чем служба на берегу: «Вот так бы всю жизнь и плавали!» Грамотные матросы вели в походе записи, своего рода журналы, и доверяли офицерам читать их. Вот что, например, они писали о посещении Бразилии: «Пришли в город Абразил, владетеля короля португальца. Тут все арапы, это значит невольники, а господа — португальцы. А португальцы не лучше чёрных, народ грязный, а у них везде вода под боком, да и зимы нет, кажись бы всё так и купался». А вот о посещении Таити: «А были мы в англицкой церкви, англичане поворотили диких в свою веру, а церковь как есть пустая и помолиться не на что, не диво, что дикие ходят тайком молиться на своих болванов, что ещё валяются на кладбищах их»78.

Ни презрения, ни насмешек! Только подивится матрос чужим обычаям да добродушно воскликнет: «Чудный народ, право, чудный!»

Любили слушать рассказы бывалых, не единожды пересёкших экватор моряков, и наблюдать происходившее за бортом. Вот, скажем, поймали акулу и дружно рассматривали, делясь впечатлениями:

— Наша белуга не в пример знатнее будет.

— Астраханцы сказывали, хвостом лодку опрокидывала! А акула что? Только прожорлива больно, да зубы острые.

Или